Один на дороге

- Я думаю, - сказал он, - мы в данном случае не станем противопоставлять историю гуманности, риску или еще чему-либо. Не будем решать задачу в общем виде. Потому что в общем виде можно решать только общие задачи, а у нас задача очень конкретна, и решать ее, следовательно, можно только конкретно.

- Что значит - конкретно? - спросил не наш полковник.

- Это значит: не отрицая, что в подземелье скрыт кусочек истории, мы все-таки не откажемся от права установить как можно точнее, что же это за кусочек. Мал он или велик. Для истории, предположим, архив - одно, а склад, допустим, ручных гранат, пусть и со взрывателями неизвестной конструкции другое. Вот мы и постараемся выяснить это прежде, чем взрывать. Но при этом, говорю откровенно, станем исходить из мысли о желательности именно взрыва, так что всякие колебания и сомнения будут нами истолкованы в пользу уничтожения, а не вскрытия подземелья. А вы, Августа Петровна, - он повернул голову к Ивановой, - наверняка сможете помочь нам в этом. Поэтому предлагаю, не теряя времени, выехать на объект.

- Хорошо бы предварительно пообедать, - сказала Иванова.

- Ну, что вы, Августа Петровна, - укоризненно сказал штабной полковник. - Обеспечим.

- Диета, - сказала Августа Петровна. - И почки. Старость, что поделаешь.

- А что у вас с почками? - заинтересовался Лидумс, и я невольно усмехнулся: доктор Лидумс был в своем репертуаре. - У меня были камни, и я нашел прекрасный способ гнать их. Вы принимаете, что полагается, расширяющее, потом садитесь на мотоцикл, и выбираете самую худшую дорогу, самый негодный булыжник - я могу показать вам такие местечки. Надо поездить на твердых шинах с часик - и камешки выходят. Личный опыт.

- Спасибо, - сказала Августа Петровна. - Испробую как-нибудь на досуге.

- Я вам совершенно серьезно рекомендую.

- Спасибо.

Я стоял поодаль, стараясь сделать вид, что мне ничего не стоит застрять тут на день или хоть на неделю. Словно бы у меня в номере не сидела совершенно чужая женщина - без денег, без пристанища, голодная, которой я обещал свою помощь, которая будет не дать меня, - а я в это время буду ползать по развалинам в четырех сотнях километров от нее... Вот тебе твоя романтика выходит боком, сердито подумал я про себя, и без малого пять десятков прожитых лет вдруг ощутимо надавили на плечи. Бьют тебя всю жизнь и все без толку. Ни с того ни с сего связался с дамой, которая, не стесняясь, разгуливает голой по чужому жилью, словно так и надо, словно у всех только и дела, что заботиться о ней. Сейчас она сидит и посмеивается, наверное, над глупым мужиком, который оказался таким недотепой, что не воспользовался словно специально подстроенным случаем . .. Конечно, смеется - нынешние молодые смотрят на эти дела куда проще, чем в наше время ... Ну, что ж, попытался я урезонить себя, подождет-подождет, возьмет да и уйдет, решив, что ты не придешь. Уйдет - и делу конец, разыскивать ее ты не кинешься, она взрослый человек, сама справится. Уйдет, да ... Я невольно подумал, что в номере у меня - чемодан, а в нем кое-что, для посторонних не предназначенное. Нет, конечно, секретных документов в нем не было, но были кое-какие книжки только для служебного пользования. Остальное ерунда, маленький "Сони" - черт с ним, переживу. Но нельзя же, на самом деле, быть таким растяпой...

И тут мне вдруг стало стыдно. Почему полезли в голову вдруг такие дрянные мысли? Сам же ты всегда презирал людей, склонных к подозрительности, к тому, чтобы в каждом человеке видеть прежде всего негодяя. Ты просто разозлился на нее; и не потому, что взвалил на себя какие-то лишние заботы; тебе просто не понравилась мысль, что она может вдруг взять и уйти, не попрощавшись, не оставив никакого следа, и ты больше никогда ее не увидишь. Что пренебрежет тобой, даже не разобравшись, какой ты интересный, хороший, надежный человек. Вот что тебя так рассердило, и ты сразу же попытался уменьшить ценность предполагаемой потери, решив, что ничего-то она не стоит. ..

Служба, подумал я, служба-службишка, черт бы тебя взял. Лучший, можно сказать, друг, хороший человек, с которым можно позволить себе быть откровенным до конца, приказал выехать на объект; приказал, ничего плохого не думая и не желая, не зная твоих особых в настоящий момент обязательств; а ты не можешь возразить, не можешь сказать: "Знаешь, друг, обойдись сегодня без меня, ладно? А в другой раз я тебя выручу". Потому что все твои причины никакого отношения к службе не имеют, и никакая дружба не поможет. Служба это когда каждый делает то, что должен, никак не меньше, хотя бы все остальное горело синим огнем. Другой она быть не может.