Читаем Один на льдине полностью

Кто-то скажет: странная у вас, Николай Александрович, мама. Ведь она пожизненно знала или догадывалась, что ваши доходы - не чисты. Так чему же радоваться?

А я отвечу: если самый заблудший мужчина ради этого счастья в материнских глазах не совершил безумного поступка, то это еще одно его заблуждение. И если, во имя спасения своего больного ребенка мать откажется от трансплантации ему своего здорового органа, то она, как было сказано в одном старом кинофильме, не мать ему, а ехидна, пожирающая свое дитя. Она, моя мама - Царствие ей Небесное! - просто отдала мне свою жизнь. Перефразируя Есенина, "она бы вилами пришла вас заколоть за каждый крик ваш, брошенный в меня".

Может быть и есть матери, думающие и поступающие иначе... Но спрос-то за детей с них, а не с ребенка: твоя плоть, твоя кровь, твое воспитание. Как и с меня спрос нынче, когда сегодня мой сын, а ее внук Алексей, становится наркоманом. Спрос с меня. И если он завяжет, то я буду безмерно счастлив. Но во мне нет силы материнской любви. Я исковеркан и жесток. Я ненавижу наркоманов. Они для меня все равно, что педики.

И пусть бы он лучше на свет не родился, думаю я, раздираемый любовью и презрением к нему. И сам удивляюсь мудрому терпению матерей...

12

Но я отвлекся от основной линии.

Итак, в 84-ом году я отработал в совхозе.

Все время работ я в понедельник уезжал из дому, а в пятницу возвращался. Потому что далеко. И в этот раз приезжаю домой, уже куплены билеты в Сочи и завтра, в шесть утра субботы, самолет вылетает. Этот раз решили лететь самолетом.

Мы уже приготовили все вещи, дети ждут путешествия и у меня еще все хорошо. Я часов в десять вечера ванну принял, выхожу - звонок в дверь. Заходит "цветной" лейтенант.

- Михалев тут живет?

- Тут.

- Надо пройти для выяснения кое-каких обстоятельств в городской отдел милиции.

- А, может, завтра утром?

Говорю, а сам думаю: в Сочи рвану, а там уж потом разберемся. Потому что могли в любой момент посадить. Это чувство не покидало меня все прожитые годы. И в Коми я чувствовал, что обстановка накаляется.

- Завтра нельзя, сейчас надо.

- Ирина Владимировна, дай мне, пожалуйста, теплое белье... На Руси ведь как? От тюрьмы да от сумы не зарекайся. Или, как говорил поэт Крылов: "...Что сходит с рук ворам, за то воришек бьют..."

Она, родная, кладет мне в сидорок зубную щетку, полотенце, сигарет блок, потому что я всегда готов. И она готова. За что, Господи, наградил меня грешного и недостойного такой женой? Уж не маминой ли молитвою...

13

Выхожу на улицу.

Стоит почтовый "москвич"-сапожок. Оказывается, они за мной следили уже несколько дней. И вообще я числился, как оказалось, во всесоюзном розыске. Меня закрывают в будку, привозят в городской отдел милиции, дежурному майору сдают.

Дежурный, как водится, под турахом.

Николай, Александрович, вы у нас, дорогой, арестованы. Попались, как простой урка.

За что же такая честь: быть вами арестованным?

Оказывается, в Сисольском районе, город Визига, где я делал когда-то ферму, возбудили против меня дело. Шьют хищение государственного имущества мошенническим путем, подделку документов. Это серьезная и тяжкая статья.63 Мне она уже не по силам. Но я снова в розыске.

- Мы много за вами следили, охотились и не могли вас поймать.

- Я тут прописан, у меня тут семья, я никуда не скрываюсь. Чего за мной охотиться? - стараясь выглядеть спокойным, отвечаю я и иду в камеру. Думать о превратностях судьбы.

За мной закрывают одни двери, вторые. Сижу. В туалет не выводят. Часа в два ночи ведут к дежурному майору. Он мне докладывает:

- Мы дали телеграмму в Визингу. Сообщили, что вас арестовали. Если была бы ответная телефонограмма, то мы вас, с санкции прокурора, отправили бы по этапу в тюрьму города Визиги. Но нам пока не ответили. Сейчас даю вторую телеграмму. Если не ответят на вторую, то будем решать с вами вопрос. Понятно?

Чего ж тут не понять. Я уже прокручиваю в голове все возможные и невозможные нюансы защиты и деталей поведения на следствии. И чувствую - не тот я, что был. Не тот. Нет живости фантазий - только страх.

Поверил в свою новую, относительно благопристойную жизнь - да хто ж тебе дасть? Такая жизнь расслабляет, однако. Похоже, что не для меня она, эта жизнь. Побаловались и - будет. Суши сухари.

В пять утра снова заходит он же, мой неусыпный страж, и уже в нормальном подпитии говорит:

- Я вас отпускаю. В соответствии с законом я не имею права вас продержать более трех часов. Ну нет почему-то ответа на телеграмму, санкция на арест не подтверждена. Все. Извините, до свидания.

Вот тебе булка с маком, наркоман проклятый! У нас ведь как: либо в рыло, либо ручку пожалуйте.

До свидания, - говорю и я.

14

Позвольте анекдот.

В темной пещере висят вниз головой, по своему обыкновению, летучие мыши. Вдруг одна резко вскидывается и садится головою кверху. "Что это с ней?" - встревожено спрашивает одна из них свою соседку. "Опять сознание потеряла..." - печально отвечает та.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное