Ответ пришел сам собой – сторонники идей Троцкого, как бы они сейчас ни назывались. И, наверное, они засели в основном среди партийного аппарата… Значит, внутри страны в основном они должны будут получить от военного переворота выгоду. Получается, что партийная верхушка станет тем, кем было дворянство в Российской империи? Высшее сословие? А ведь до войны и в армии на генеральских должностях хватало ставленников маршала Тухачевского, верного последователя Льва Давидовича Троцкого.
В памяти всплыли события, произошедшие в Венгрии в феврале сорок пятого года – последнее крупное наступление нацистов. Тогда у озера Балатон на наш фронт обрушилась целая танковая армия войск СС. Идейно мотивированные, прекрасно вооруженные фанатики, которые даже накануне своего краха продолжали искренне считать нас «недочеловеками» – унтерменшами по-немецки. Наша разведгруппа тогда шла на бронекатере Дунайской флотилии, кубрик которого был заполнен ранеными бойцами с передовой. Я тогда помог подняться на верхнюю палубу пожилому подполковнику, командиру самоходного артиллерийского полка. Он был тяжело ранен в плечо – осколком ему раздробило кость, и его левая рука, укутанная в гипс, висела на перевязи.
– Спасибо тебе, лейтенант. А то там, внизу, среди стонущих и бредящих раненых сил больше нет находиться, – хрипло произнес он. – Тут, на палубе, и воздухом подышать можно, без запахов йода и нашатыря. – Эх, поздно товарищ Сталин Тухачевского с его камарильей к стенке поставил. Лет на пять бы пораньше, глядишь, было бы у нас чем тот «Хейнкель» встретить, – непонятно для меня выразился этот офицер. Он был ранен осколками снаряда, выпущенного из автоматической пушки немецкого самолета, штурмовавшего колонну наших танков и самоходок СУ-76. – А у немцев еще в сорок первом были самоходные зенитные установки на гусеничном шасси для защиты колонн бронетехники от атак с воздуха. Да и по наземным целям, по пехоте, броневикам, автомобилям их автоматические зенитные пушки тоже неплохо работали. Я первый раз летом сорок первого с этим под Минском встретился, когда мы из окружения выбирались… Из нашей автоколонны с пушками на прицепах мало кто сумел тогда вырваться. – Подполковник платком вытер вспотевший лоб. – Это была самоходная установка с одним зенитным автоматом, а потом у немцев пошли «Мебельвагены» и «Вирбельвинды», с многоствольными зенитными автоматами. Вот так и было, лейтенант – мы немецкие штурмовики и пикировщики винтовочными залпами встречали, а наши «Ил-2» напарывались на лавину стали из многостволок. Это все заслуга замнаркома обороны по вооружению Тухачевского и начальника Главного мобилизационного управления РККА Павлуновского. Ну и в артиллерийском управлении у них тоже были приспешники… Так вот, все эти гады оставили перед войной нашу армию, да и флот, без зенитных автоматов, – подполковник зло скрипнул зубами. – В тридцать девятом, еще до войны, «эрликоны» [47]
были на вооружении не только в самых сильных армиях, но и в румынской, финской, польской… Только когда этих гадов расстреляли или повыгоняли, уже перед войной, наши конструкторы создали образцы 37-мм и 45-мм автоматов. Их наши просто содрали со шведского сорокамиллиметрового автомата Бофорс. Поскольку калибры другие, автоматика вышла нерациональной, да и скорострельность ниже, чем у Бофорса. Но, как говорят французы, за неимением лучшего спят со своей женой, – криво усмехнулся подполковник. – Ты очень удивишься, лейтенант, но в начале семнадцатого года, когда я после школы прапорщиков попал на фронт, в царской армии более чем хватало зенитных автоматов. В Первую мировую войну по немецким аэропланам стреляли 37-мм автоматами Обуховского завода и 40-мм автоматами Виккерса. Вот такие пироги, лейтенант, – подполковник, тяжело вздохнув, замолчал.