Один под парусом вокруг света

На следующее утро, 14 апреля, я видел в отдалении только самые высокие вершины гор, а так как "Спрей" отлично шел вперед в северо-западном направлении, то скоро и они скрылись из виду.

- Да здравствует "Спрей"!.. - вскричал я, обращаясь к тюленям, чайкам и пингвинам - единственным живым существам в этих краях. Мое судно не только преодолело все опасности мыса Горн, но ухитрилось подобрать по дороге груз и не потерять из него ни одного фунта. И почему бы мне, на долю которого сваливалась такая удача, не выражать теперь свою радость?

Отдав рифы и подняв кливер и стаксель, я воспользовался попутным ветром, и "Спрей" шел фордевинд с наполненными парусами. Время от времени через мое судно перекатывали волны, поднятые юго-западным ветром, не причиняя никакого вреда. Как только солнце поднялось вполмачты, ветер засвежел, но стало несколько теплее, что, впрочем, меня не очень-то занимало. К вечеру огромная волна - гораздо большая, чем все те, что грозили мне весь день, и которую моряки зовут "отличной волной", - окатила "Спрей" с носа до кормы, а заодно и меня, стоявшего у штурвала. Видимо, море решило смыть все воспоминания о пережитых неприятностях. Горести остались за кормой, наступало лето, и передо мной был весь мир. Дул попутный ветер, и, простояв за штурвалом с одиннадцати часов утра вчерашнего дня, то есть 30 часов кряду, я мог закрепить руль. Теперь мне оставалось только обнажить голову, ибо лишь бог был моим спутником. Широкий океан расстилался передо мной, и нигде на горизонте не было полоски земли. Спустя несколько дней, после того как "Спрей" пошел под всеми парусами, я впервые увидел его с поднятой выносной бизанью. Ничего особенного в этом не было, но эта маленькая деталь была результатом одержанной победы. Ветер несколько ослабел, но по-прежнему был юго-западным, а бурные волны превратились в морских сплетниц, ласкавшихся к "Спрею" и оживленно передававших друг другу россказни о моих прошлых приключениях. За эти дни плавания в направлении тропиков вокруг нас происходили быстрые перемены: появились совсем иные породы птиц, альбатросы встречались реже и реже - на смену им прилетели чайки, клевавшие отбросы, плывшие в попутной струе судна.

На десятый день пути от мыса Пилар повстречалась акула, которой явно не повезло; я ее загарпунил и вырубил грозные челюсти. У меня нет особой склонности убивать животных, но когда появился Джон-Акула, все мои симпатии к животным сразу улетучились. А вот в Магеллановом проливе я не тронул ни одной утки, хотя они годились на отличное жаркое. Мне вовсе не хотелось уменьшать число живых существ в этом безжизненном проливе.

От мыса Пилар я взял курс на остров Хуан-Фернандес, и 26 апреля после пятнадцатидневного плавания увидел перед собой этот вошедший в историю остров - остров Робинзона Крузо. Синие вершины гор Хуан-Фернандеса, возвышавшиеся над облаками, были видны за добрые три десятка миль, и когда я увидел остров, тысячи различных чувств стали тесниться во мне, и я низко преклонил голову. Мы иногда посмеиваемся над восточной манерой приветствия, но сейчас я не мог найти иной формы для выражения собственных чувств.

Весь день дул слабый ветерок, и только вечером "Спрей" сумел достичь острова. Мне удалось довольно близко подойти к северо-восточному берегу, но потом наступило затишье, и "Спрей" встал там, где был. В глубине бухты я видел мерцание какого-то огонька и подал сигнал выстрелом, но ответа не последовало, и огонек вскоре погас. Всю ночь я слышал, как море билось о прибрежные скалы, и это говорило мне о том, что океанская зыбь очень сильна, хотя с палубы моего маленького судна она казалась незначительной. Крики животных доносились с гор все менее отчетливо, и это дало мне повод заключить, что слабое течение относит "Спрей" дальше от берега, а вместе с тем мне казалось, что отвесный берег находится совсем рядом и грозит опасностями. Ночью все кажется таким обманчивым!

На рассвете я заметил плывущую ко мне лодку, и когда она приблизилась, я поднял лежавшее на палубе ружье, чтобы спрятать его в каюте. Увидев ружье, гребцы немедленно повернули обратно к находившемуся в четырех милях берегу. В лодке сидело шестеро гребцов, и я сразу заметил, что они гребут как заправские моряки, укрепив весла в уключинах. Я понял, что имею дело с цивилизованными людьми, но они судили обо мне совсем иначе и, увидев ружье в моих руках, принялись во всю мочь грести к берегу.

Не без труда я знаками объяснил, что не имею намерения стрелять в них, а просто хочу убрать ружье в каюту и прошу их вернуться.

Поняв, наконец, мое объяснение, они вскоре очутились на борту "Спрея".