— Хочешь оказать честь? — спрашивает он, указывая на стену.
Вытянув руку высоко над головой со ступеньки, на которой я сижу, я нажимаю кнопку на стене. Его глаза на моем теле, электризуют мои внутренности. Мотор работает тихо, и впервые за несколько дней открывается дверь моего гаража.
— Ты всё исправил! — восклицаю я, и Тан удовлетворенно кивает мне.
— Ну, это заняло всего, сколько… неделю? — ворчит он.
— Эй, всё исправлено. Я ни капельки не жалуюсь, — говорю я. — Огромное тебе спасибо.
— Пожалуйста. — Он протягивает мне новый портативный пульт дистанционного управления из своего кармана и говорит: — Это тоже должно сработать.
Я нажимаю кнопку на пульте, который он дал мне, чтобы закрыть дверь и остановить поток холодного воздуха.
— Так ты отдашь мне ту картину сейчас? — спрашивает он, и я не могу поверить, что он всё ещё хочет её, но сделка есть сделка.
Когда мы возвращаемся в дом, тёплый воздух действует успокаивающе. Я слышу, как мальчики смеются над фильмом из комнаты Брэксли, этот шум так успокаивает меня.
— Ты действительно этого хочешь?
— Ну что ж… Я хочу другую, но, поскольку я не думаю, что ты откажешься от неё, я возьму то, что смогу получить.
— Какую другую? — спрашиваю я, когда мы входим в мою студию.
— Вот эту. — Он указывает на картину, которую я нарисовала на днях и которая всё ещё стоит на моем мольберте. С тех пор я так и не нашла времени вернуться сюда и внести последние штрихи.
— Я бы отдала её тебе, но она даже не закончена.
— Тогда закончи её.
Он абсолютно серьёзен.
— Прямо сейчас?
— Конечно.
Я обдумываю его предложение. Глядя на картину, можно сказать, что для этого много не нужно. Я могла бы сделать это прямо сейчас. Но я не уверена, что хочу оставить всё как есть. Это действительно так мрачно, но прекрасно, смесь боли и удовольствия.
— Ты будешь смотреть, как я это делаю? — спрашиваю я, и он смеётся надо мной, потягивая пиво:
— Чёрт возьми, да. — На его лице ухмылка, и я сажусь, рассматривая картину и представляя, что я собираюсь с ней сделать.
Когда Тан рядом со мной, я немного нервничаю. Я всегда рисовала в одиночестве. Бен поддерживал меня в рисовании, но никогда не наблюдал, как я это делаю. Тан, с другой стороны, стоит прямо за мной. Я оглядываюсь на него, близость поглощает меня.
— Я не могу работать, когда ты нависаешь надо мной.
Он хватает стул с другой стороны комнаты, снимает с него картину и спрашивает:
— Могу я поставить это здесь?
— Конечно. — Затем он садится рядом со мной, точно так же, как в ту ночь, когда мы увидели друг друга в школе для мальчиков, наши бедра почти соприкасаются.
— Есть ли какие-нибудь цвета, которые ты хочешь добавить? — спрашиваю я.
— Всё, что ты выберешь, ведь ты художник.
— О, пожалуйста, такую картину мог бы сделать и Брэксли.
— Нет, не мог. Это настоящий шедевр. Просто уже рисуй.
Властный.
Макая тонкую кисточку в чашку с водой, я чищу её. Затем я наполняю свой лоток несколькими цветами и, держа его в руках, представляю, как должна выглядеть конечная картинка. Закрывая глаза, я вижу это ясно, как день.
Окунув кончик мокрой кисти в воду, я добавляю немного чёрного и осторожно начинаю выводить тонкую жилку через рисунок, придавая ему глубину и жизнь, которых раньше не хватало.
— Вау, это выглядит потрясающе, — говорит Тан.
— Это действительно просто. Хочешь попробовать?
— Ты уверена? — спрашивает он и ставит своё пиво, явно взволнованный. Я готовлю кисть и передаю её ему.
— Где мне начать? — интересуется он.
— Где захочешь. Но не дави слишком сильно. Держи кисть подальше от холста и позволь потоку краски и воды двигать тебя вперёд.
Он смотрит на мои губы, пока я говорю. Напряжение между нами сегодня очень сильное, и я не борюсь с ним. Я позволила этому просто быть. Затем он отводит взгляд; его глаза напряжённо сосредоточены, а язык зажат между зубами. Кисть парит над бумагой, и я ловлю себя на том, что теряюсь в нём. В пути он двигает кистью. Кстати, его аромат витает вокруг меня. В том, как его губы заставляют меня желать их. Это притяжение и связь с ним сегодня так сильны, сильнее, чем когда-либо с тех пор, как мы встретились, и теперь я понимаю, почему он поцеловал меня, когда он это сделал, потому что прямо сейчас я могла бы поцеловать его.
— Как я справился? — спрашивает он, выводя меня из моих мечтаний.
— Хорошо, действительно хорошо. — Смотрю на линию, которую он нарисовал на холсте; она почти идентична моей. Обе они параллельны друг другу. У него твёрдая рука, это ясно.
— Ты самородок, — говорю ему и обнаруживаю, что наклоняюсь ближе. Позволяю своим эмоциям взять верх.
Мои ладони вспотели, и я облизываю губы. Что-то подталкивает меня вперёд, говорит мне, что я должна это сделать, а потом ни с того ни с сего он прикасается кистью к моему носу, останавливая меня как вкопанную.
— Не делай этого.
— Что? — Я в замешательстве, с мокрым от краски носом.
— Не приставай ко мне так. В прошлый раз, когда это случилось, всё закончилось плохо, а потом мы целую неделю не разговаривали.