– Я думала, вы хотите, чтобы я была в парике и в гриме.
– И то и другое легко снять. – Хепберн не отводил от нее взгляда. – Но сеньора Мендес тоже должна быть на балу. Причем никто не должен догадаться о том, что вы и она – одна и та же женщина.
– Почему для вас так важно, чтобы она присутствовала на балу? Считаете, это набьет вам цену?
– Вы, разумеется, отдаете себе отчет в том, – спокойно и бесстрастно начал он, – что это первое социально значимое мероприятие, что я устраиваю у себя, возвратившись с войны. Статус моей семьи во многом зависит от успеха этого бала.
Она не поверила ни единому его слову.
– Вы лжец.
Он окинул ее оценивающим взглядом.
– А вы не дура.
Ей была приятна его оценка, но Клариса понимала, что не должна покупаться на его лесть. Не должна уступать ему, не должна участвовать в этом фарсе. Если кто-то ее узнает, она погибнет.
И подпишет приговор Эми.
Но Клариса умела отказывать красиво. С улыбкой, без вызова, без надрыва. Он не должен знать о том, в каком отчаянном положении она оказалась. И разумеется, следует отвлечь его легким флиртом. Неплохая мысль. Конечно, увлекаться не стоит. Вчера он поцеловал ее, хотя она и не думала с ним флиртовать. Ей не хотелось повторения того… того чудесного опыта. Клариса могла разглядеть грань, когда стояла на грани, и на этот раз за гранью разверзлась пропасть.
Приблизившись к Хепберну, она улыбнулась, играя ямочками, и самым любезным тоном, на который только была способна, произнесла:
– Милорд, вы требуете от меня невозможного. Если меня поймают, я пропала.
Она не заметила никаких признаков потепления с его стороны. Напротив, скулы его сделались жестче, взгляд холоднее.
– Вас не поймают. Я этого не допущу. – Он был неумолим.
Клариса попыталась использовать логику.
– Такого рода планы не застрахованы от ошибки. – Всем своим видом он выражал нетерпимость.
– Нет.
Сердце ее забилось быстрее. Ладони стали влажными под черными перчатками. Он опасен. Опасен и беспощаден. А может, еще и безумен? И все же ей придется ему отказать. Другого выхода нет.
– Милорд, я не могу выполнить вашу просьбу.
Он опустил взгляд, словно не хотел, чтобы она прочла по глазам, что он думает. Затем пристально посмотрел ей в лицо:
– Это ваше последнее слово?
Тревога, которая не отпускала ее с момента первой встречи с ним, возросла во сто крат.
– Да, это мое последнее слово.
Тоном вкрадчивым, который совсем не вязался с исходящей от него злобой, Хепберн сказал:
– Прошел всего месяц с тех пор, как я узнал о коне, о потрясающем двухгодовалом жеребце в Гилмишеле. То был конь судьи, наполовину араб, наполовину бомонтанец, редкой красоты животное необычного цвета и темперамента.
Клариса почувствовала, как кровь отлила от лица. Руки ее сжали поводья. Блейз занервничал, и ока едва подавила желание приласкать его, успокоить.
– О чем вы говорите?
– Вы украли этого коня. – Хепберн зловеще улыбнулся – Вы украли Блейза.
Глава 14
Невозможно злиться и мыслить ясно в одно и то же время.
«Вы украли этого коня». Хепберн знал подробности. Он знал правду.
И он не остановился перед шантажом.
Бежать, спасаться бегством! Бежать от себя, от своей жизни с этой бесконечной сменой городов и людей! Пустить Блейза в галоп и мчаться прочь! Чтобы ветер бил в лицо! Забыть о долге, забыть о своих обязательствах перед другими людьми, включая Эми, бежать и не оглядываться.
– Нет, мой отец, король…
– Он умер. – Хепберн прорезал воздух ребром ладони. – А если бы он был жив, он не мог бы подарить вам этого коня. Блейзу два года. Как вы сами говорили, в Англии вы находитесь куда дольше.
Загнана в угол. Загнана в угол своею собственной бездумной ложью. И этим мужчиной с красивым, чувственным и страстным ртом и камнем вместо сердца. Что делать? Для начала стоит воззвать к любви Хепберна к животным.
– Ладно, это правда. Судья Фэйрфут возомнил себя великим лошадником. Он пытался сломать Блейза, а когда у него ничего не вышло, он решил убить этого роскошного… – Клариса униженно забормотала: – Блейз не заслужил смерти из-за того, что этот Фэйрфут, этот кусок сала, не может отказать себе в удовольствий терзать и мучить всякое попавшее к нему в лапы красивое создание, имевшее несчастье родиться с характером.
Выражение лица Хепберна не изменилось.
– Он пытался сломить вас?
«Лучше покорись мне, девчонка, не то я посажу тебя и твою младшую сестричку в такую мрачную темницу, что вы станете молить меня о смерти». Клариса не могла забыть эту сцену. Свой стыд и свой страх. Разорванный лиф. Синяки на запястьях. И счастливую звезду, которая привела к ней Эми в тот момент, когда ей больше всего нужна была ее помощь.
Клариса покраснела. Она по опыту знала, что, как бы быстро она ни мчалась и как бы далеко ни уехала, от этого воспоминания ей не убежать. Но как ей этого хотелось!
На вопрос Хепберна она не ответила прямо.