Один против Абвера

Алексей вернулся к «виллису». Подчиненные сидели в нем и ждали. Старший лейтенант Черкасов закончил перекур, поглаживал цевье ППШ. Моргал Олежка Хомчик. За стеклами очков, дужки которых были связаны резинкой, его глаза, и без того немаленькие, казались озерами. Водитель Виктор Семашко вставил ключ в замок зажигания и был готов к старту.

— И чего сидим? — поинтересовался Алексей. — Заводи свою заморскую колымагу, Семашко, спускаемся в поселок. Посмотрим, как живут гостеприимные немцы.

— Может, накормят, — заявил Роман Черкасов, потомственный донской казак, родители которого в смутные годы гражданской войны благоразумно примкнули к красным. — А то уже десять утра, а родная Красная армия о нас ни хрена не заботится.

— Накормят, — сказал Хомчик и криво усмехнулся. — Потом догонят и добавят. Я лучше поголодаю, чем стану нарываться на их угощение.

— Ага, до победы фигня осталась, — заявил Семашко, запуская двигатель. — Дожить бы надо, хоть одним глазком посмотреть, что это такое.

Вблизи городок оказался и не таким нарядным и ухоженным. С домов и оград облупилась краска, на клумбах валялась прошлогодняя листва.

Этот унылый пейзаж разнообразили лишь автоматчики Берегового, снующие по дворам и переулкам. Солдаты радовались — целое утро без потерь!

На центральном пятачке у дома со шпилем скопилось десятка полтора бойцов. Под массивным фундаментом кучкой сидели пленные немцы. Щекастый фельдфебель что-то сказал советскому автоматчику, скорее всего попросил оставить покурить. Тому не понравилась его интонация. Он ругнулся и отвесил пленному затрещину. Бедняга отлетел в компанию своих товарищей.

— Фу, как некрасиво. — Черкасов поморщился. — Я никогда не бил пленных. Они такие убогие, жалкие, ущербные, руки-ноги трясутся.

— Прямо как мы в сорок первом, — бросил, не отвлекаясь от дороги, Семашко.

— А что сразу мы-то? — возмутился Рома.

— Ничего. — Водитель пожал плечами.

— Вы бы заткнулись, — посоветовал подчиненным Алексей. — А то вас с голодухи невесть куда понесло. Потом ни один добрый следователь не вытащит. Останови, Виктор. Здесь у немцев что-то вроде сельпо.

Магазин был маленький. За прилавком стояла пожилая худощавая немка и делала вид, что ей не страшно. Из подсобного помещения высунулась белокурая девица и застыла как парализованная. Черкасов подмигнул ей. Барышня сглотнула, поколебалась и попятилась обратно в темноту.

— Сейчас вернется с зенитной пушкой, — грубовато пошутил Семашко.

Пожилая немка что-то лопотала, разводила костлявыми руками. При этом одна половина ее лица смертельно побледнела, другая сохранила прежний колорит, но явно не посвежела. Оперативники с любопытством наблюдали за такими метаморфозами.

— Переводи, командир, — сказал Черкасов.

— Продуктов нет, — сказал Саблин. — Промышленных товаров тоже. Ничего нет. Можем обыскать. Магазин закрыт. Все ушли на фронт.

— Последнее вы, должно быть, от себя добавили, — предположил Хомчик.

— Попробуем миром. — Алексей изобразил доброжелательную улыбку и проговорил на языке Гете и Шиллера: — Добрый день, фрау. Не надо пугаться, мы не кусаемся, всего лишь хотим перекусить. Надеюсь, в ваших закромах осталось что-нибудь съестное. Мы не собираемся вас грабить, поверьте. — В качестве доказательства своей искренности он извлек из кармана жменю мятых рейхсмарок и протянул немке.

Та поколебалась, взяла деньги, быстро пересчитала их и изумленно уставилась на щедрого офицера.

«Перебор», — оценил Алексей и еще разок приветливо улыбнулся.

— Ты где их взял, командир? — пробормотал Семашко.

— На Принц-Альбрехтштрассе выдали, — буркнул Саблин.

На помянутой улице в центре Берлина располагалось Главное управление имперской безопасности (РСХА), в ведении которого с сорок четвертого года числилась военная разведка.

Пожилая немка быстро спрятала наличность в карман фартука, промямлила, что сейчас вернется, и удалилась в заднее помещение.

Офицерам что-то подсказывало, что она не держит там зенитную пушку. Но автоматы они на всякий случай держали под рукой.

Старушка отсутствовала недолго. Она принесла две белые булки непривычной формы и сомнительной свежести, бутылку молока, палку колбасы и четверть сырной головы.

Оперативники вежливо поблагодарили ее и покинули магазин. У машины они жадно уплетали еду, запивали ее кисловатым молоком.

— Нас не отравили? — на всякий случай спросил Хомчик.

— Пусть только попробуют, — пробормотал с набитым ртом Семашко и показал мощный мозолистый кулак, символизирующий, видимо, справедливое пролетарское возмездие.

На сытый желудок и птички в лесу пели веселее, и дома выглядели не такими ободранными. После сытного перекуса трое задымили. Некурящий Хомчик обреченно вздохнул и отошел подальше.

— Послушайте, товарищ капитан, а где вы деньги фашистские взяли? — полюбопытствовал Черкасов. — Хотя догадываюсь. Обыск в канцелярии пехотной дивизии. Там еще лежал генерал в парадном мундире.

— А разве эти деньги действительны? — спросил Семашко.

— Нет, — ответил Алексей.

— Тогда что на них купишь?

— Так ведь купили же.

Оперативники засмеялись.