Читаем Один Рё и два Бу полностью

Детское имя Иосицунэ было Усивака, что значит «молодой бык». И хотя лицом он был нежен, как девушка, но невероятной силой и стремительным бесстрашием он действительно был подобен быку. Все его мысли были о том, как отомстить за смерть отца и избавить страну от тирана. В монастыре его учили игре на флейте и чтению книг, a тому, как владеть оружием, не обучали. Но разве приучишь орла клевать зернышки и чирикать: «Хоке-ке» подобно священной птичке угуйсу? Разве обратишь героя, сына героя в монаха?

По ночам Усивака тайно пробирался через ограду монастыря и, не имея меча, сам себе соорудил деревянный меч и учился владеть им, нанося удары деревьям и скалам, так что они содрогались и падали расщепленные, будто пронесся здесь ураган. Под утро, спрятав меч под рясой, он снова возвращался в свою келью и, на вид смиренный и тихий, до вечера читал священные книги или, взяв метлу, убирал келью своего наставника, грел воду, молол чайный порошок. Словом, выполнял все повинности мона-стырского послушника.

Но однажды ночью из-за деревьев, поваленных богатырским мечом, вышел старик в скромной одежде. Его седые волосы были приподняты кверху и завязаны простым пучком. Лицо у него было темное и морщинистое, будто кора векового дерева, глаза маленькие и блестящие, как у птицы, бороденка будто комок серого моха, а длинный нос похож на обломанный сук. При виде старика Усивака опустил меч, а старик засмеялся и сказал:

— Разве достойно героя вести войну с неповинными деревьями? Ведь они не сумеют тебе ответить, так многому ли ты научишься, сражаясь с теми, кто не может защищаться и сам нападать?

Усивака ответил:

— Что же мне делать, почтениый старец? Я рад бы сражаться с людьми, отомстить за смерть отца. Но нет у меня настоящего меча и некому обучить меня воинским приема!

Тогда старик достал из дупла древнего дуба два сверкающих меча и сказал:

— Возьми один из этих мечей, я возьму другой и бyду обучать тебя.

Усивака поклонился старику и сказал:

— Моя благодарность велика, как море, и продлится вечно, как горы. Но как мне узнать, кто мой благодетель?

В ответ старик засмеялся и сказал:

— Попробуй-ка угадай!

И тотчас в лесу раздались всевозможные голоса: трава зашелестела, деревья застучали ветвями, тростник засвистел, сгибаясь, лисы лаяли, волки выли, совы ухали, дневные птицы проснулись — затрещали, заверещали, зачирикали, — весь лес вторил голосу старика.

Усивака сказал:

— Учитель, я угадал, кто вы! Конечно, вы леший — хозяин леса и всего живущего в нем. Покорно прошу простить мне обиды, которые я по незнанию нанес вашим подданным.

Целый год леший обучал мальчика Усиваку обращению с оружием. А потом Уснвака бежал из монастыря и направился к северо-востоку, в область, где жили приверженцы его дома.

Через горы, вдоль по дороге, берегом покрытого тиной потока, сквозь густые леса. На длинном мосту простучали его тяжелые шаги. В бамбуковых зарослях дожидался он рассвета, пока обильная утренняя роса покрыла тропинки зеленой равипны, отражая свет восходящего солнца. Здесь встретил он купеческий караван, присоединился к нему и после многих и великих приключений добрался до области Оу.

<p>ТОКУИТИ В ОПАСНОСТИ</p>

По мере того как О-Кику рассказывала, голос ее повышался и на лице отражались все чувства. Под конец она вскочила, уронив шитье с колен, стояла притопывая, а заключительные слова громко пропела. И, словно в ответ на эту песню, будто вызванные заклинанием, застучали, покатились дверные ролики, задняя стена комнаты немного раздвинулась, и оттуда вышел низенький старичок. По виду он был простой мастеровой, одет в широкие холщовые шаровары и короткую куртку, рукава перевязаны тесемкой выше локтя, ноги босые. Но О-Кику упала перед ним на четвереньки, приветствовала его почтительным поклоном.

Старик сел на подушку, достал из-за пояса трубку и кисет, прикурил от жаровни и спросил:

— Что это за мальчик?

— Это Токуити, — быстро ответила О-Кику. — он сирота, а у его мачехи пять дочерей и еще три дочери и сын, и она выгнала его из дому. Это добрый мальчик, он донес мне ведро с водой и не просил награды. Лицо у него милое и нежное, как у молодого Усиваки. У нас в доме нет детей, а вы знаете песню: «В полях рожденный, на горах рожденный — не все ли равно? Дороже тысячи рё драгоценный ребенок».

Старик докурил трубку, выбил пепел о край жаровни и сказал:

— Пожалуй, можно постелить ему в чуланчике.

С этими словами он опять ушел в ту же дверь, и она, цростучав, задвинулась за ним. Но, наверно, он закрылась не совсем плотно, осталась незаметная щелка, потому что Токуити вдруг услышал оттуда тонкий скрежещущпй звук — жжжззз, — будто точили нож.

Тотчас О-Кику поднялась, потянула Токуити за рукав и увела в чуланчик. Здесь она достала из стенного шкафчика стеганый тюфяк, расстелила его и поставила в изголовье низкую изогнутую скамеечку — деревянную подушку, отгородила постель ширмами, сказала:

— Спи, спи! — и ушла, унеся с собой светильник.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза