Один счастливый остров

В Куксхафене кока «Ойхонны» пришлось срочно уволить. Малый был родом из северных краев, население которых славится горячим нравом и отличным умением ковать ножи. В тех краях мужчины издавна носили на поясе три ножа в трех ножнах — один поверх другого. Маленьким ножом обычно чистили ногти, средним отрезали куски копченой баранины, а большой мужчины держали на случай, если понадобится выйти и поговорить с глазу на глаз. В одном прибрежном кабаке Куксхафена какому-то шведу понадобилось выйти и поговорить с глазу на глаз с коком «Ойхонны». На суде кок клялся, что, едва они вышли во двор, упомянутому шведу внезапно опостылела жизнь и он попросил кока достать большой нож, после чего стал бросаться на острие — в общей сложности одиннадцать раз. К несчастью, суд отказался верить версии обвиняемого и присудил ему одиннадцать лет тюремного заключения за непредумышленное убийство — по году за каждую дырку в теле шведа.

Так Коробейник стал главным на камбузе «Ойхонны». По единодушному свидетельству капитана, палубных матросов и личного состава машинного отделения, никогда прежде экипаж не кормили так вкусно.

Бывает и так, что после долгих странствий по морям хочется почувствовать твердую почву под ногами. Это желание овладело и Коробейником. В тридцать лет он понял, что повидал много воды и много, много волн, основательно изучил горизонт и с лихвой утолил детскую тягу к морю.

Была и другая причина, побудившая Коробейника сойти на землю: женщина родом с материка, нанятая на «Ойхонну» уборщицей кают, невысокая, тихая, черноволосая, с печальным взглядом. Что-то в ней показалось Коробейнику знакомым. Она тоже была одной из тех, кого с корнями выдернули из родной земли, — беженка, странница.

Однажды утром она пришла убирать каюту Коробейника. У него был выходной, он лежал в койке, раздетый до трусов. Женщина не знала, что он там, однако, оказавшись внутри, выходить не стала, а остановилась у двери, не сводя с Коробейника печального взгляда. Ее глаза были дымчато-серого цвета, как августовское море в сумерках.

Их взгляды встретились, и Коробейник увидел: эта женщина тоже поняла, что он за человек.

В тот день каюта Коробейника так и осталась неубранной.

А обед на «Ойхонне», вопреки обыкновению, не был подан вовремя.

Она родила близнецов. Мальчиков назвали Олави и Эрки. Имена выбирала мать.

К тому времени все документы Коробейника были в порядке и он имел полное право находиться в стране — об этом позаботился судовладелец, старый Абрахамсон с Бусё, обладавший тогда обширными связями.

Коробейник быстро освоился на новых берегах: он был человек находчивый и предприимчивый. У него появилась идея открыть туристическую базу на одном из островов архипелага, где приезжие смогли бы за небольшие деньги жить неделю-другую, без излишеств, но с удобствами. Для осуществления проекта не хватало лишь одного — стартового капитала.

Однажды вечером Коробейнику случилось выпивать в том же кабаке, что и конкурсный управляющий обанкротившейся шахты Фагерё. Адвокат долгое время безуспешно пытался продать шахту вместе с постройками и прочим имуществом, и это дело ему порядком надоело. «Отдам шахту и дома со всеми потрохами за одну марку!» — объявил подвыпивший адвокат своим собутыльникам.

Коробейник, поедающий запеченные макароны за соседним столиком, услышал эту реплику.

Он задумчиво жевал, думая о заброшенной шахте и домиках для рабочих, о которых слышал и прежде.

«Почему бы и нет?» — подумал он.

Абрахамсон и Коробейник сидят в «Америкэн бар». Коробейник, конечно, рассказал Абрахамсону не все вышеизложенное, а лишь часть — он, как уже сказано, человек скрытный. Автор большей частью сочинил историю сам.

— Не знал я, что старик помог тебе с бумагами для гражданства. Он не рассказывал, — говорит Абрахамсон-младший.

— Твой отец был хороший человек, — отвечает Коробейник.

— А потом тебя занесло на Фагерё…

— Я много лет ходил на «Ойхонне» с народом из этих краев. Приехал сюда почти как домой.

Абрахамсон кивает, молчит. Он берет пачку сигарет со стола, но кладет обратно. От выкуренного язык ворочается хуже. Хочется спросить Коробейника, правда ли, что он купил шахту Фагерё за одну марку под выпивку в кабаке, но мысль ускользает, не успевает Абрахамсон додумать до конца. Зачем портить хороший рассказ?

— Можно я спрошу одну вещь? — говорит Абрахамсон.

— Спрашивай.

— Тебя, наверное, иногда тянет… туда, откуда ты родом?

— Да, — отвечает Коробейник. — Каждый Божий день.

— Ты туда ездил? Самолетом-то фьють — и ты уже там!

Коробейник качает головой.

Возвращаясь домой на Бусё, Абрахамсон размышляет о том, что Коробейник сказал напоследок:

— Приемные родители мои были беженцы. Сам я стал беженцем. И некуда мне от этого бегства деться.

«Не понимаю я толком, что ты говоришь…» — хотел сказать Абрахамсон, но промолчал.

Глядя на Коробейника, он понял, что больше ничего спрашивать не нужно.

VII

ПОИСКИ

Девочка, которая у Юдит, пропапа.