Один шаг

Надо прямо сказать, в этот момент Манька была вызывающе красива. Заревой румянец пылал на крепких щеках. Щедрым лесным здоровьем дышала вся ее фигура, и мне невольно захотелось остаться здесь, с Манькой и «бабьим войском». Тем более, что девки снова возобновили свои язвительные остроты на счет моего обещания помочь им поливать питомник.

– Может быть, не пойдем дальше? – обратился я к Вивее. – Понимаете, я давно обещал девчатам, да вот никак не собрался...

– Обещания надо выполнять, – строго сказала Вивея.

– Вы меня не так поняли... Давайте вместе останемся.

Сказать по совести, в душе я не очень хотел, чтобы она согласилась, и, возможно, Вивея почувствовала это.

– Нет, нет, мне надо идти... Вы оставайтесь, а я пойду. – Она говорила убежденно и ровно.

Я смутился.

– Как-то неудобно получается, право...

– Неудобно на гвоздях сидеть! – вставила Манька, по-прежнему глядя в сторону.

Девки прыснули со смеху, но Вивея и не улыбнулась.

– Ничего неудобного нет. Даже лучше, если я одна схожу на делянку.

После этого я решил, что сделал все, что мог, и теперь считал себя свободным и правым.

– Что ж, как хотите.

– Вот и хорошо, – ответила Вивея. – До свидания, девочки!..

Мне показалось, что уголки ее глаз чуть- чуть дрогнули, но я приписал это едкому дыму, поднимавшемуся от костра.

Вивея ушла, и я сразу же забыл о ней: в кругу смешливых, здоровых девок было легко и весело.

Меня угостили пахучим картофельным супом, который затолкли старым салом и щедро посыпали укропом. Потом был чай. Я его пил из Манькиной, великодушно пожертвованной кружки.

Огороженный длинными жердями питомник лежал чуть в стороне. На грядках ровными рядами поднимались маленькие, трогательные в своей беспомощности деревца – сосенки, елочки, кедры, белые акации, а больше всего дубки, едва вылупившиеся из земли. Рядом росли мачтовые сосны, прямые, похожие на поставленные друг на друга телеграфные столбы, заканчивающиеся где-то в небе зеленой метелкой. Контраст между крохотными саженцами и старыми великанами невольно бросался в глаза, и мне почему-то вспомнилось, что говорила Вивея о лесоводах.

– Сколько лет этой сосне? – спросил я у Маньки.

– Лет полтораста, наверно, – равнодушно ответила она. – А зачем тебе?

– Да просто так...

Если бы здесь была Вивея, можно было бы начать разговор о высоком назначении человека, о будущем. Но с Манькой это мне казалось неуместным, едва ли ее волновали такие мысли.

После перерыва начали поливать дубки. То ли я старался быть возле Маньки, то ли Манька предпочитала быть возле меня, но только так получалось, что мы все время оказывались рядом. Речка, откуда брали воду, текла неподалеку, и ведра передавали друг другу по цепочке. Я каждый раз нарочно касался Манькиных пальцев, но когда почему-либо забывал это сделать, Манькины пальцы все равно касались моей руки.

Перед концом смены появился лесник. Заметив нас в паре, он понимающе усмехнулся.

– Значит, помогаем? – спросил он у меня заговорщицким тоном. – Что ж, дело стоющее!.. Только вот беда – не знаю, кому выработку вашу записать: на вас или, может, на кого другого?

С непривычки работа меня утомила, Манька же чувствовала себя как ни в чем не бывало и, когда лесник объявил: «Шабаш, сороки!», предложила провести меня к старому дубу, в дупле которого партизаны хранили документы.

Я не возражал. «Сороки», тараторя и отпуская прозрачные намеки, ушли в одну сторону, лесник, похрамывая, в другую, мы с Манькой – в третью. Я взял ее под руку, но она легонько отстранилась.

– Охота тебе ходить с этой... – Манька двумя пальцами, словно крючками, смешно растопырила свой рот до ушей.

– А что, запретишь? – улыбнулся я.

Не знаю почему, но мне стало обидно за Вивею. Разве она в конце концов виновата, что природа обошла ее красотой? Ведь никто же не станет обвинять, скажем, Филипповну в том, что горе лишило ее разума, или ставить в личную заслугу Маньке, что у нее правильные черты лица.

– Хочешь со мной гулять, тогда ее брось! – категорично потребовала Манька. – Вот так.

– А кто тебе сказал, что я с ней гуляю?

– Сама видела!

Я попытался объяснить, куда и зачем шел с Вивеей, но Манька слушала рассеянно и недоверчиво.

– Так тебя, значит, «опыты» ее интересуют?

– Конечно... Меня и партизанский дуб интересует.

Манька хихикнула.

– Никакого дуба я и знать не знаю!

– То есть как это не знаешь? – удивился я.

– Да так, – не знаю, и все...

– А зачем же ты мне голову морочила?

– Дурак! – отрезала Манька. – Тебе, значит, дуб нужен?

– Конечно!

– Ну и иди тогда к этому дубу!

Напрасно я уговаривал ее, что сейчас меня не интересует этот чертов дуб, даже попытался обнять ее за плечи, но Манька привычным рывком сбросила мою руку.

– Можешь топать к своей зазнобе!..