Один шаг в Зазеркалье. Герметическая школа (Книга первая)

  “Ни за что не открою своей сокровенной мечты о небесах этому надменному человеку”, – подумал я и ответил:

  – Я хочу во снах узнавать правду о других людях.

  – Вот видите, – торжествующе сказал Норман, – увлекаетесь разной ерундой...

  – Вот вчера, например, – ответил я, задетый его ремаркой, – мне снилось, что вы беседуете с Джи. Вы довольно откровенно рассказывали ему о музыкантах нечто интересное.

  – Да? И что же я говорил?

  – Вы говорили, что Жорж – более одаренный музыкант, чем Вольдемар, но, поскольку Вольдемар льстит вам, вы больше хвалите его игру. А прогрессу барабанщика мешает слишком большое количество обожательниц, – и я бросил на него быстрый взгляд, ожидая, какой эффект произведут мои слова.

  – Вы забываетесь, – с легкой угрозой ответил Норман. – Если только Джи не пересказывает вам мои мысли. Но это было бы еще большим абсурдом... Почему же я никогда не вижу снов?! Только очень редко, что-то черно-белое, незапоминающееся.

  – А в детстве ты видел сны? – спросил Джи.

  – Да, конечно, когда-то я летал во сне, это было лет двадцать назад...

  В этот момент мы проходили мимо сливового дерева. Ему было тесно за забором, и часть его ветвей, усыпанных желтыми сливами, свешивалась над тротуаром. Но они были высоко. Джи остановился, аккуратно поставил сумку на тротуар, подпрыгнув, ухватился за ветку и сорвал несколько слив. Я снял кожаный пиджак и последовал его примеру. Сливы оказались спелыми и сочными. Норман отошел в сторону, вдруг заинтересовавшись объявлением на столбе.

  – Норман, ты не любишь сливы? – спросил Джи.

  – Люблю, – нерешительно ответил Норман, – но ведь они же чужие!

  – Ну и что? – ответил я, выплюнув косточку.

  Норман посмотрел вверх, на приглашающие ветки, поправил галстук-бабочку и произнес:

  – Не могу... Вдруг меня увидит кто-нибудь из тех, кто вечером придет на концерт?

  – Ну и что? Зато ты совершишь вертикальный поступок. Тогда, может быть, и твои сновидения изменятся, – сказал Джи.

  Норман колебался. Он даже сделал шаг в нашу сторону, но что-то остановило его. Он подождал, пока Джи совершит еще несколько прыжков, и мы вместе направились в “Оптику” за роговой оправой. Там мы провели около часа. Норман примерял разные оправы, обсуждая с Джи тонкости цвета и формы, и наконец, выбрав несколько пар, счастливый, побежал оплачивать покупку.

  – Сегодня он мог бы совершить вертикальный поступок, но не совершил, – задумчиво сказал Джи. – Он не смог пожертвовать своим образом интеллектуального джазмена, прыгая с нами за сливами. Он живет, как мальчик Кай, согласно четким интеллектуальным схемам, и поэтому обречен на расплывчатые серые сны.

  Наконец Норман подошел к нам, свысока глядя сквозь пустые овалы роговой оправы, с которой никак не мог расстаться.

  – Это напоминает мне розовые очки, которые продавал Челионати, пытаясь вернуть населению города романтическое видение, – заметил Джи.

  Возвращаясь, мы снова шли по той же пыльной улице, где росли сливы. Вдруг Норман остановил нас и, как-то заговорщицки оглянувшись, сказал:

  – Пожалуйста, посмотрите назад и вперед. Никого нет?

  – Никого, – ответил Джи, хотя вдали виднелись какие-то фигуры.

  Не обращая внимания на свой костюм, Норман подпрыгнул, пригнул ветку и стал с наслаждением поедать сливы, как мальчишка, срывая их с ветки, и лицо его стало вдруг веселым и простодушным.

  По дороге мы зашли в булочную, и Джи вдруг обратился к усталой немолодой продавщице, удивленно указывая на булку:

  – Что это такое?

  – Даже если бы я и сказала вам, что это свекла, вы все равно бы не поверили, – ответила она слегка раздраженно.

  – Я охотно не верю своим глазам, но вашим бы сразу поверил, – с подкупающей галантностью ответил Джи.

  На лице женщины вспыхнул яркий румянец, и она мгновенно расцвела и как будто помолодела.

  Джи произнес с легкой улыбкой:

  – Нам пора идти дальше.

  – Заходите еще разок, – произнесла продавщица, кокетливо поправляя белую кружевную наколку на волосах.

  – Ну, разве что в следующей инкарнации, – вздохнул Джи.

  Выйдя из магазина, он пояснил:

  – Она сначала пришла в замешательство от моего ответа, но вдруг – нечаянная радость, душа Дульсинеи выскользнула, как бабочка из тела гусеницы, сбросив остатки цензуры. То, что мы сейчас сделали, называется в Традиции “танцем странствующего монаха”. Это значит – протанцевать танец на тонком плане: в магазине с продавщицей, в пивбаре с симпатичной официанткой, со старушкой, просящей милостыню. Главное – согреть их души своим вниманием. Ведь в глазах пролетающего Ангела мы такие же потерянные, безнадежно занятые своими будничными неинтересными делами.

      Пусть на час, на минуту, на секунду – но все-таки был полёт, была радостная свобода! Пусть бессознательно, но де – факто, реально! В Традиции это называется еще “построением дворца за одну минуту”, “вхождением в пространство нечаянной радости”. Именно нечаянной, незапланированной, и потому сумевшей бабочкой пропорхнуть мимо Сциллы и Харибды собственной цензуры.