Один шанс есть

Во дворе слышались шаги. По шагам Анатолий определил, что там ходят двое из троих младших братьев. Потом и голоса послышались. Короткие фразы, и достаточно невеселые. Похоже, что мальчишки уже все знают...

Куда Ваха уехал? Он обещал заглянуть на обратном пути. Когда он вернется? Скорее бы уж... Пусть что-то произойдет, лишь бы скорее, потому что ждать и гадать о будущем – это неприятно и мучительно...

* * *

Даже в подвале было слышно, как гудит двигатель «уазика» Вахи. Машина, как всегда, остановилась за забором. Ваху встречали, судя по голосам, все, кроме матери семейства. Впечатление такое складывалось, что она сама находится под домашним арестом, хотя с трудом верилось, что младшие братья Вахи могли так жестко поступить с матерью. Во дворе разговаривали громко, не проходя в дом. Почти кричали...

Потом все стихло. Только тяжелые шаги слышались. Ваха вошел в сарай. Постоял некоторое время. Потом зло стукнул каблуком в крышку люка, как печать поставил. Сидя внизу рядом с лестницей, Анатолий почувствовал приникающую через люк холодную злобу. Не истеричную, как у младших братьев, а ледяную, обжигающую, молчаливую. Ваха переживал унижение и оскорбление. И оставить этого без последствий не мог. Но люк он все же не открыл. Ушел, кажется, в дом.

Младшие братья и младшие сестры остались во дворе. Замерли, слушая, что произойдет в доме. Сначала оттуда ничего не доносилось. Потом раздался голос матери. Она плакала, громко и требовательно что-то говорила. Голос Вахи раздавался только несколько раз. Короткие рубленые фразы даже издали отдавали все той же ледяной злобой.

Анатолия сначала охватило безразличие. Он здесь беспомощен. Он не может постоять за себя. Так пусть все идет своим чередом, пусть все остается без изменений до того момента, когда все закончится. Ему вспомнилась собственная мать, ждущая возможного возвращения сына и не верящая, что с ним может что-то случиться. Как каждая мать, она надеждой только и живет и не поверит, даже когда получит трагические известия. Вспомнился подполковник Евсеев, который едва ли помнит рядового Юденича в лицо, но, тем не менее, мечется, ищет большущие для него деньги, чтобы выполнить свой долг командира. Долг, который никто ему не предъявляет, но который он сам взял на себя.

И воспоминания о подполковнике внезапно придали Анатолию сил. Нет, подполковник воспитывал из своих солдат спецназовцев. Чем спецназовец отличается от простого солдата? Он всегда опасен. При опасности для собственной жизни он опасен втройне. Опасен потому, что хорошо обучен...

Анатолий хорошо обучен. И не желает быть кроликом, которого хотят зарезать. Он должен и сможет за себя постоять... Первое, что пришло на ум – еще раз попробовать открыть замок на ножной цепи. Драгоценный ключ вошел в замочную скважину без ложного стеснения, чуть-чуть повернулся, но, словно бы споткнулся и не желал проворачиваться, как ни давили на него пальцы.

Бесполезно... Надо искать другой вариант... И пленник начал просчитывать варианты своего поведения. И вооружаться. Нож ему взять было неоткуда. Но ему доверили колоть дрова. Доверили, не подумав, что дрова тоже могут вооружить... И достаточно длинная, как хороший нож, и острая, как пика, щепка, припасенная Анатолием, ушла в рукав...

* * *

Разговор в доме не мог продолжаться вечно, но он столько продолжался – так Анатолию показалось, потому что для него сейчас понятие времени гипертрофированно изменилось в прямой пропорции от возрастания опасности. И очень хотелось поторопить, подогнать Ваху, чтобы скорее, как можно скорее начать действовать самому. Наконец обоюдный громкий разговор стих, слышались только отрывочные одиночные выкрики из дома – чуть-чуть истеричные, требовательные, но бессильные. Это кричала что-то мать семейства. Кричала своему старшему сыну Вахе, тяжелые шаги которого уже слышались на крыльце. Никогда раньше Ваха не ходил так тяжело. Сейчас передвигался, как статуя командора. Но, однако, по мере приближения к сараю шаги становились все тише и тише. Должно быть, Ваха сильно переживал от всего происшедшего, а разговор с матерью, возможно, задел что-то такое в его душе, что Ваха часть своей былой уверенности потерял.

Что-то резкое выкрикнул средний из младших братьев. Выкрикнул, словно подстегивая. Опять Ваха пошел тяжелее. Но замок с люка снимал долго. Замок оказался на ключ закрытым, чего давно уже не было в привычках у обитателей дома. Наконец люк заскрипел...

– Выходи... – Ваха не говорил, он сам скрипел, как петли люка, срывающимся неуверенным голосом. – Выходи быстрее...

В сторону лестницы угрожающе посмотрел ствол автомата, предлагая поторопиться и выполнить команду вооруженного человека.

– Тебе привезли за меня деньги? – вставая, с усмешкой спросил Анатолий.

– Выходи... – Усмешка сразу же взбесила Ваху. Голос стал уже не скрипучим, а хриплым.

Именно это Анатолию и надо было. Он сам хорошо знал, что ярость часто делает человека неуправляемым, но она же его и сил лишает.