Один шанс из тысячи (СИ)

— Кромка-два. Дайте Волну-один… Я Кромка-два. Докладываю. Количество собранных в Фуюаньской протоке лиц достигло оценочно двадцати тысяч. По виду — гражданские. Оружия не наблюдается. Ведут себя возбужденно. Перемещаются к госгранице. Пограничные службы сопредельной стороны действуют крайне пассивно. Развитие событий предполагаю по варианту три… Да… Понял… Так точно…

Аппарат коротко тренькнул. Телефонная трубка вернулась на место.

В отдельных случаях старая проводная техника превосходила по эффективности современную беспроводную. Особенно, если противник применял новейшие средства радиоэлектронной борьбы…

— Семёнов!

— Я!

— Ноги в руки и дуй на второй пикет. Передай, работаем вариант три.

— Тащ лейтенант, а как же вы?

— А я пока здесь побуду. Давай… Да, кстати. Соседи тебя наверняка заметят, поэтому изображай суету и побольше, чтобы прочувствовали. Понял?

— Понял. Сделаем в лучшем в виде.

— Ну, всё. Давай, действуй…

До декабря проблем с соседями практически не было. Майскую потерю всех ракетно-ядерных сил и половины военно-морского флота китайцы перенесли стоически. А вот декабрьский удар, наоборот — потряс их до основания. Привыкшие к строгой организации и иерархии, они не сумели быстро выкарабкаться из той пропасти, в которую их столкнули катастрофические разрушения инфраструктуры и одномоментное исчезновение всей властной верхушки.

В многотысячелетней истории страны подобное случалось не раз — крушение великой империи, раздробленность, хаос, вторжение чужеземцев, а затем долгое и трудное восстановление порядка и государственности. Главное отличие нынешней катастрофы заключалось в том, что сегодня всё происходило чересчур быстро, почти мгновенно и без какого-либо намека на будущий ренессанс.

Надежду, что рано или поздно всё вернется на круги своя, питали немногие.Слишком глубока оказалась яма, в которую рухнуло общество, слишком сильны оказались те, кто решил, что спасаться следует в одиночку.

В северных районах бушевал голод. В южных к нему добавились эпидемии. Везде орудовали многочисленные банды, с которыми не справлялись ни армия, ни полиция, и, что ещё хуже, во многих местах армейские части сами вставали на скользкую дорожку преступности и террора, а их командиры превращались в главарей отлично вооруженных шаек. И если одни довольствовались захватом складов резерва и простым грабежом, то другие, более дальновидные, пытались примерить на себя функции государства: объявляли подконтрольную территорию «Новым Китаем», чертили «временные» границы и облагали данью выжившее население.

«Старый Китай», где сохранялась прежняя власть, состоял из десятка провинций в центре и на побережье. На его стороне были традиции и достаточно сильная армейская группировка. За «оппонентов» играли апатия, страх, голод и рухнувшая в один миг вера в светлое будущее.

Самым опасным противником центра стал генерал Лян Вэньбо, бывший заместитель командующего Северным военным округом, объявивший себя главой Маньчжоу-Дао — «нового китайского государства» в провинциях Хэйлунцзян, Ляонин и Цзилинь. «Вернём империи Хань прежнюю силу и прежнюю территорию! Только мы сможем объединить страну! Только мы выведем наш народ в лидеры нового мира»!' — провозгласил генерал свои «цели» на январском митинге в Муданьцзяне.

Сил и средств у него хватало. Две общевойсковые армии, 78-я и 79-я, в полном составе перешли на его сторону. И хотя правительственным войскам удалось выбить сепаратистов из Шэньяна и занять часть провинции Ляонин, бОльшую часть Маньчжурии генерал Лян сумел удержать. Однако время работало не на него. Зима заканчивалась, и свирепствующие на юге эпидемии дизентерии, тяжёлых ОРВИ, гепатита, туляремии, чумы в любой момент могли перекинуться в северные районы.

Приход тепла означал и приход болезней. Всеобщая скученность, резкое падение уровня гигиены, деградация санитарных служб не давали возможности не то, что остановить, а хотя бы просто ограничить распространение опасных заболеваний. Относительная лояльность местного населения в этом случае предсказуемо перерастала сперва в неприятие, а затем и в ненависть к военным правителям, не умеющим защитить собственных подданных.

Допустить это генерал не мог. Требовался неординарный ход, решающий проблему если не полностью, то хотя бы на ближайшее время, пока сохраняется дисциплина в армии и среди присягнувших на верность местных чиновников.

Отыскать решение помогла история.

Как действовать, подсказали события полувековой давности.

Великого Мао не зря называли «великим кормчим». Даже очевидное для большинства поражение он превращал в победу. Бесславная гибель нескольких батальонов НОАК в марте шестьдесят девятого в боях за остров Даманский обернулась в итоге полноправным членством Китайской Народной Республики в Совбезе ООН и выгодной демаркацией российско-китайской границы в девяностых-двухтысячных. Пусть Мао к этому времени умер, но цели своей он достиг — остров раздора сменил не только название, но и «прописку».

Что может быть проще, чем повторить великое деяние «великого кормчего»?