Один шанс из тысячи. Зеленый свет

Зоя остолбенела. Она одна виновата… Она одна! Только бы он был жив! До крови закусив губу, она села в машину рядом с Расуловым.

Они долго пробирались по улицам, заставленным вещами и заваленным кучами обломков, непрерывными гудками прося людей расступиться. Наконец им удалось выбраться на Нурдаринское шоссе, и Расулов погнал машину.

Скоро они увидели человека, торопливо шедшего навстречу. Он сощурился от света фар и отступил на обочину.

— Он! — вскрикнула Зоя.

Расулов затормозил и выскочил из машины. Он обнимал Мирошина.

— Рахмат! Спасибо тебе! За город — рахмат! Семьдесят тысяч жизней спас! Рахмат! За сына моего Фаиза — рахмат, за жену — рахмат!

Мирошин, не понимая, обернулся к Зое, она утвердительно кивнула ему. И тогда лицо Мирошина сморщилось, не сдержав слез, он уткнулся в плечо Расулова.

— Ты стал мне как сын, — говорил Расулов. — Ты города нашего сын. Зачем слезы? Смеяться надо! Дома упали — не беда, отстроим…

Зоя в оцепенении смотрела на эту сцену. И вдруг сердце ее сжалось: в темных волосах Мирошина ей почудилась седая прядь.

Огромный грузовик зашипел тормозами и остановился, чуть не налетев на «Волгу».

— Фары надо гасить! — крикнул военный водитель, высунувшись из кабины. — До города далеко?

Расулов обошел машину, переключил свет. Грузовик зарычал и проехал, обдав стоявших сладковатым соляровым дымом. За ним двинулся второй, третий, четвертый.

К городу шла помощь.

Сергей Житомирский "Проект-40"

Школьником я проходил практику в Институте геологии. Я сидел в своем уголке, делал несложные анализы и вслушивался в разговоры сотрудников, стараясь не прозевать ни одного слова о сверхглубоких скважинах.

Меня увлекала борьба за покорение глубин. Земля была неприступнее космоса. Каждая новая сотня метров давалась исследователям с нечеловеческим трудом, и образцы, взятые на глубине девяти километров, казались чуть ли не ценнее доставленных с Марса.

Как-то среди разговоров мелькнула фраза: "Глубина сорок километров". Я так и замер с пробиркой в руках и понял, что моя судьба решена и что я, наконец, нашел дело, которому стоит посвятить жизнь. С каждым днем эта невероятная цифра повторялась все чаще, сопровождаемая словами: "Немыслимо, заманчиво, фантастично…" Потом рядом с ней зазвучало имя Ани Щегловой, и опять: "Буровая штанга не выдержит собственного веса…", "Обсадную трубу зажмет…", "Поискать, посчитать и убедиться в собственном бессилии…", "Вы не знаете Щегловой…", "Вы не знаете Земли!.."

Я слушал все это и вынашивал план — познакомиться с Аней Щегловой и стать ее добровольным помощником. Конечно, поначалу я не многим смогу ей помочь, но ведь во всяком деле есть масса черной работы, а я с удовольствием буду делать что угодно, лишь бы работать на переднем крае науки.

И вот, когда Сергеев принес мне очередную пробу для анализа, я как бы невзначай попросил его показать мне Щеглову. Он скорбно закатил глаза.

— К сожалению, она переселилась от нас, и притом навечно.

Он вообще был шут гороховый, этот Сергеев, но я все-таки оторопел.

— Переселилась… Куда?

Он ткнул пальцем вниз.

— Туда, на глубину сорок километров. Здесь осталась только ее бренная плоть, и надежды на возвращение никакой: задача-то неразрешима.

Полюбовавшись произведенным эффектом, он пообещал показать мне Щеглову в столовой.

Аней оказалась невысокая девушка с пышными волосами, которую я уже давно заметил. У нее было странное лицо — участливое и в то же время немного высокомерное. Казалось, все вокруг, включая и себя, она воспринимает, глядя откуда-то со стороны. И этот взгляд был настолько значительным, что я сразу понял, почему ее включили в группу "проект-40", и еще понял, что никогда не решусь к ней подойти.

И тут мне повезло. Восьмого марта в обед она сама пришла в лабораторию и направилась прямо ко мне.

— Говорят, ты мастер на все руки. У меня набойка отклеилась, не мог бы ты мне ее приклеить?

Я, конечно, с радостью согласился. Отложив резиновую перчатку, которую Сергеев просил зачем-то покрыть парафином, я достал клей, струбцину и принялся за Анину туфлю.

Аня сидела напротив меня на табуретке, поставив ноги на газету, и не могла уйти, пока не высохнет клей. Это был великолепный случай для осуществления моего плана.

— Анна Михайловна, пожалуйста, расскажите о "проекте-40".

— В виде платы за починку? — улыбнулась она.

Я собрался с духом и выложил ей все, что думал о переднем крае науки и цели собственной жизни. Аня выслушала меня неожиданно серьезно.

— В шестнадцать лет я рвалась в космос… Все это глупости, дружок. А о "проекте-40", честно говоря, не могу тебе рассказать ничего утешительного.

— Значит, "поискать, посчитать и убедиться в собственном бессилии"? — вспомнил я слышанную недавно фразу.

Аня щелкнула пальцами.