Один шанс из тысячи

Повесив трубку, он вышел из переговорной кабинки и лениво повел взглядом туда-сюда. На автобусной станции царила привычная суета. Подъезжали и отъезжали машины, люди садились и выходили, кто-то опаздывал, кто-то пытался прорваться к перронам раньше положенного, выгружался и загружался багаж, контролеры ругались на водителей, водители на контролеров, пассажиры — на тех и других вместе…

Мобильная связь в публичных местах не работала. Власти опасались бунтов и терактов и потому, на всякий пожарный, отключали сотовые коммуникации везде, где только возможно. Гражданам волей-неволей приходилось пользоваться проводными сетями. Бизнес подсуетился быстро. Телефонные аппараты висели теперь едва ли не на каждом углу, но их все равно не хватало. Требовалось тянуть новые кабели и монтировать новые АТС, взамен старых, порушенных из-за всеобщей «телефонной мобилизации» девяностых-двухтысячных.

Прослушки Джеймс не боялся. Знал, что могут прослушивать, но понять, о чем говорят, скорее всего, не сумеют. С «Вороном» они беседовали на акома. Носителей этого индейского диалекта в мире осталось не больше двух тысяч, поэтому — пока найдут другого такого же, пока с ним договорятся, пока привезут к себе, дадут послушать, запишут, поймут, времени пройдет столько, что ценность полученной информация сведется к нулю…

— Контрольный талон, пожалуйста.

— Пожалуйста.

— Перрон эф четыре. Номер автобуса — тридцать два. Конечная — Санта-Фе. Счастливого пути, мистер Смайли.

— Спасибо, — кивнул Джеймс контролеру.

До отправления рейса на Санта-Фе оставалось около десяти минут.

Из багажа у мистера Джеймса Смайли (он же — Беспокойный Барсук, он же — Диего Альмейда, он же — Джонатан Бриль, он же — Яков Шмулевич) имелся только небольшой рюкзачок…

На территории США Шмулевич «гостил» меньше недели. В приграничном Эль-Пасо он появился четырнадцатого августа под личиной пуэрториканца, жаждущего воссоединиться с семьёй. Впрочем, уже через сутки знойный латиноамериканский мачо исчез, а вместо него в соседнем Лас-Крусесе «материализовался» Джеймс Смайли, торговый агент родом из Аризоны.

Путь из Израиля в Штаты был извилист и долог. Долог по современным меркам, конечно, а не по меркам эпохи Колумба. Еще в середине мая, будучи одним из ведущих специалистов по «радиационной защите и маскировке» в Центре Димона, Шмулевич понял, что готовится какая-то серьёзная авантюра, и крайним в ней может оказаться именно он.

Каждая из спецслужб, с которыми он время от времени делился секретными сведениями и от которых получал «вознаграждение за труды», требовала подробностей, а если не требовала, то лишь потому, что не знала, что что-то произойдет. Увы, но ценный агент так и не удосужился проинформировать об этом кое-кого из своих негласных хозяев. Верить ли после такого «ядерщику из Димоны», продолжать и дальше его финансировать или закончить сотрудничество, а то и вовсе «списать», тайные работодатели решили бы, не консультируясь с самим информатором. А поскольку конфликт интересов разных разведок был в этом случае неизбежен, «списание», как рассудил Шмулевич, могло оказаться весьма болезненным. Вероятней всего, его просто вычеркнули бы из списка живущих…

Якову этого совсем не хотелось.

МИ-6, ЦРУ, МГБ КНР, Второе Бюро… Моссад, наконец… От каждой из этих контор он получал немалые деньги, но шли они не на «красивую жизнь», а на исследования. Вне основной работы. Помимо государственных интересов.

Во время учёбы в России студент Шмулевич, как ему самому казалось в те годы, открыл новое химическое соединение, обладающее уникальными свойствами.Новому веществу он дал название ФЛИБР, по первым буквам входящих в его состав элементов: Фтор-Лантан-Иттрий-Барий-Ртуть. При определенных условиях «флибр» становился сверхпроводимым и мог поглощать радиоизлучение практически любой мощности.

К несчастью для открывателя, эти свойства не являлись стабильными. Результаты экспериментов не повторялись и, по мнению научных руководителей Якова, могли быть просто погрешностями измерений. Словом, финансировали работу «молодого талантливого ученого» через пень-колоду, на международные симпозиумы не приглашали, гранты не предоставляли, в журналах статьи не печатали. После четырех лет мыканий по институтам и спонсорам, Шмулевич вдрызг разругался с коллегами, разобиделся на людей и страну и не нашел ничего лучшего, кроме как свинтить из России в «землю обетованную».

Увы, как вскорости выяснилось, израильский научный мир от российского мало чем отличался. Прожекты Шмулевича поддерживали только в той части, которая совпадала с общим планом исследований. Единственное, что утешало — платили научным сотрудникам существенно больше, чем на покинутой родине.

Решение непризнанный гений нашел в сотрудничестве с разведками.

Его первым вербовщиком стал Лайон Мафлин, профессор Массачусетского Технологического и руководитель одного из отделов Национальной лаборатории в Лос-Аламосе…

— Алло. Добрый день. Будьте любезны Гудэхи… Кто говорит?.. Старый знакомый Лайона…