Один шанс из тысячи

Хаоса во вспыхнувшую войну добавляло отсутствие внятной стратегии. Поводом к началу боевых действий стало практически одновременное исчезновение высшего военно-политического руководства обеих Корей. И если у северян для подобного случая существовал абсолютно четкий и недвусмысленный план, то южане оказались к этому не готовы. Несмотря на прекрасную техническую оснащенность войск, южнокорейские генералы тянули с ответом больше восьми часов. После опустошительной Корейской войны они привыкли во всём полагаться на американцев, а когда те ушли, некому стало заполнить внезапно возникший вакуум оперативного и стратегического командования.

За ночь танковые корпуса Корейской Народной Армии на несколько десятков километров вклинились во вражескую территорию и рассекли и рассеяли, по меньшей мере, четверть всех боеспособных дивизий противника. Опомнившиеся к утру южане нанесли контрудар, и через сутки по всей тридцать восьмой параллели началась форменная мясорубка. За две недели боёв потери сторон составили половину личного состава и три четверти техники. Формально победу праздновали северяне. Они далеко продвинулись вглубь территории южных и заняли ряд ключевых объектов. Единственная проблема — никто не знал, что делать дальше и как удержать захваченное. Ответа на главный вопрос — ради чего затевалась эта война, каковы её цели? — у командиров Народной Армии не было. Все идеологические догмы и установки остались в прошлом, в провалившихся неизвестно куда правительственных районах Пхеньяна. Конечно, идеи «сонгун» — приоритета армии — позволяли военным не обращать внимания на разные «житейские мелочи», но полностью игнорировать стратегический кризис они не могли.

«Спасение», как это ни странно, пришло извне.

В середине января на полуостров начали высаживаться японцы.

Только, в отличие от американцев образца 1950-го года, они даже на словах не собирались защищать демократию и бороться с агрессией коммунистов. У обитателей островов имелись иные задачи. Из-за прокатившей по Японии волне сдвигов в странеразразилась крупнейшая за всю историю гуманитарная и экологическая катастрофа, рядом с ней не стояли даже бомбардировки второй мировой. Холод, голод, уничтожение объектов инфраструктуры, отсутствие привычных удобств превратились для «загнанных» в мегаполисы жителей в не прекращающийся ни днем, ни ночью кошмар, бесконечный фильм ужасов, трагедию людей-винтиков, деталей разрушившейся в одночасье машины.

«Бежать! На континент!» — лозунг, родившийся в залитых нечистотами и охваченных эпидемиями городах, подхватили все слои населения, от бомжей до банкиров, от профессиональных гейш до бывших депутатов парламента. Под прикрытием боевых кораблей Сил Самообороны на континент устремились тысячи судов и судёнышек. Ближайшей к Стране Восходящего Солнца материковой землёй был полуостров Корея — стародавний соперник и многолетняя жертва безжалостных самураев.

Вторжение векового врага не объединило корейцев, оно просто заставило их воевать на много фронтов и дало войне новые смыслы и стимулы. Исчезли такие понятия, как тыл и фланги, противники и союзники, свои и чужие. Сражения шли теперь по всему полуострову. Каждый командующий полком, бригадой, дивизией, корпусом, неважно, чьей армии, невзирая на национальность и политические воззрения, стремился отгородить себе кусок территории, на которой сразу же устанавливал собственные порядки, бесконечно далекие от всякой идеологии. Ценились лишь два умения: приносить пользу и выполнять приказы…

Минут через пять девушки выстроились на улице. Их оказалось семнадцать.

— Как звать? — ткнул лейтенант пальцем в ту самую, симпатичную.

— Ван Йонг, господин офицер.

— Будешь за старшую, — Пак сунул ей в руки две упаковки галет и коротко приказал. — Распределишь между всеми. Кто хочет пить, вода там, — указал он на стекающую с крыши струйку воды от тающего на солнце снега.

Присев на бетонный блок и положив автомат на колени, лейтенант молча следил, как девушки умываются, едят, пьют, приводят себя в порядок.

Что с ними делать, он, в общем и целом, решил. Оставалось прикинуть, как действовать и о чём говорить со своими.

Из десяти бойцов в строю оставалось шестеро. Трое «молодых» — всего по полтора года в войсках, двое — сержант Тхай и старший сержант Чен — прослужили пять лет, половину срочной. Сам лейтенант отбарабанил девять и ещё полгода назад подумывал подавать рапорт на продление службы. Теперь это, конечно, бессмысленно, но, так или иначе, армия давно стала для него родным домом, и отказываться от неё Пак не хотел. Даже сейчас, когда он, наконец, понял, что армии больше нет. Как нет и страны, какую он помнил, в которой он жил и которой давал присягу…

— Закончили?.. Хорошо. Построились в колонну по два. Ван Йонг первая… Отлично. А теперь — шагом марш!..

Ходить строем эти дамы, естественно, не умели. Постоянно сбивались, наступали друг другу на пятки, пугались и дёргались, когда сопровождающий грозно клацал затвором и обещал пристрелить тех, кто шагает не в ногу…