Один современный миф

При исследовании порождений коллективного бессознательного все образы, имеющие безусловно мифологический характер, следует рассматривать в их символическом контексте. Образы коллективного бессознательного составляют язык, врожденный психической субстанции; они выражают собой ее структуру и ни в коем случае не являются приобретением индивидуума (особенно в том, что касается свойственной им предрасположенности к тем или иным проявлениям). Психическая субстанция человека, несмотря на такие специфические способности, как сознание и способность к обучению, остается все-таки природным явлением, во многом сходным с психической субстанцией животных: ее фундамент состоит из врожденных инстинктов, которые изначально складываются в сравнительно четко очерченную, незыблемую до определенных пределов форму (архетипы), детерминирующую, таким образом, специфическую наследственность вида. Преднамеренность, произвольность действий, индивидуальные различия — все это позднейшие завоевания, связанные с эмансипацией сознания, его освобождением от чистой инстинктивности. Когда речь заходит об архетипических формах, любые попытки интерпретации, основанные на персоналистских соображениях, приводят к ошибкам. Напротив, сравнительная история символов оказывается плодотворной не только в научном плане, но и потому, что с практической точки зрения она способствует углубленному пониманию явлений. Использование сравнительной истории символов — я называю это амплифицирующим (усиливающим) методом — приводит к результату, который поначалу кажется не более, чем обратным переводом на первобытный язык. Так бы оно и было, если бы понимание, которого мы хотим достичь, обращаясь к сфере бессознательного, имело односторонне интеллектуальную природу; но на деле нашей целью является глобальное понимание, учитывающее, что помимо своего формального выражения архетип обладает особой выразительностью духовного, божественного порядка, которая активно воздействует на

ценности и чувства. Подобное воздействие может, конечно, оставаться неосознанным в результате его искусственного вытеснения в сферу бессознательного. Хорошо известно, однако, что первейшим следствием вытеснения оказывается невроз: вытесненный аффект тем не менее сохраняется и обнаруживает для своего проявления новые, неадекватные пути и обстоятельства.

Как нам удалось убедиться на основании анализа сна, феномен НЛО затрагивает глубинные слои бессознательного, которые в процессе исторического развития неизменно выражаются в виде нуминозных представлений1. Именно последние наделяют значимостью те явления, загадку которых мы пытаемся выяснить — ведь благодаря нуминозным представлениям мы имеем дело не просто с аккумулированными в глубинах человеческого существа историческими воспоминаниями или с констатациями из области сравнительной психологии, но с актуальными аффективными процессами первостепенной важности.

По соображениям технического порядка воздушное пространство и небесная сфера в наши дни более, чем когда-либо, стали предметом необычайно пристального внимания. Это относится в особенности к летчикам, чье поле зрения заполнено как сложной аппаратурой кабины, так и огромным пространством неба. С одной стороны, сознание летчика сосредоточено на деталях, требующих тщательного наблюдения; с другой же стороны его бессознательное стремится заполнить безмерную пустоту пространства. Но дисциплина и так называемый «здравый смысл» не позволяют ему прислушиваться ко всем внутренним порывам и поползновениям, которые, став объектом осознанного восприятия, могли бы компенсировать пустоту и одиночество полета. Подобная ситуация создает идеальные условия для спонтанного появления психических феноменов; это может подтвердить любой человек, проведший достаточно долгое время в одиночестве, перед лицом тишины и пустоты моря, гор, пустыни или девственного леса. Банальный рационализм и скука выступают преимущественно как следствия перенасыщенных стимулами потребностей, характерных для жизни в городах. Горожанин ищет

1) «Нуминозный» — ассоциируемый с понятием «Божества» (от латинского numen — «бог» /языческий/).

искусственные стимулы, чтобы выйти за пределы банальности; одинокому человеку их искать не приходится — они сами являются к нему.