Один современный миф

В конце сна я встретил другую девушку — а может быть, снова ту же самую, — столь же рассудительную, уверенную в себе, сидящую в своем кресле и погруженную в работу. Вторая девушка, однако, казалась более рослой, и я смог лучше разглядеть ее лицо. Она обратилась непосредственно ко мне и сказала отчетливым голосом, называя меня по имени и фамилии: «Вы, ..., будете жить до одиннадцати-восьми». Она произнесла эти восемь слов (включая имя и фамилию) с необыкновенной четкостью и настолько властным тоном, что мне показалось, будто меня накажут, если я не поверю, что мне действительно осталось жить «до одиннадцати-восьми».

КОММЕНТАРИЙ РАССКАЗЧИКА

К этому подробному описанию мой корреспондент приложил некоторые замечания и комментарии, в которых содержатся указания, полезные для интерпретации сна. Как и следовало ожидать, в качестве одного из ключевых моментов сна он отмечает момент неожиданного изменения атмосферы в самом начале, когда пугающая бледность и смертельная пустота, сопровождавшие закат солнца, сменились величественностью вечерней зари, а страх трансформировался в благоговение. Он пишет, что эта трансформация связана с его обеспокоенностью, касающейся политического будущего Европы: на основании определенных астрологических расчетов он опасается, что между 1960 и 1966 годами разразится мировая война. Обеспокоенность моего корреспондента настолько велика, что он даже решился написать одному очень крупному политическому деятелю письмо с изложением своих страхов. После этого он обнаружил, что его дотоле крайне тревожное настроение довольно неожиданно трансформировалось в невозмутимость и даже в безразличие — как будто данная проблема отныне его не касается (надо отметить, что подобная трансформация не принадлежит к числу исключительных) .

Тем не менее ему не удалось объяснить, каким образом и почему исходная атмосфера страха сменилась таким торжественным, как бы религиозным настроением. Он полагает — и даже уверен, — что речь идет не о проблеме личностного характера, а об идее коллективного порядка, и задается вопросом: быть может, наша вера в культуру и цивилизацию в конечном счете заключает в себе слабость, бледность и опустошенность, тогда как закат, «нашествие ночи» должны восстановить силы и жизнь. Торжественная, величественная атмосфера, однако, плохо вяжется с подобной точкой зрения. Она относится к «вещам, которые имеют внеземное происхождение» и «не поддаются контролю с нашей стороны». Пользуясь языком деистов, можно было бы сказать, что «пути Господни неисповедимы», и что с точки зрения вечности «ночь столь же значима, сколь и день». Таким образом, у нас остается «только одна возможность — подчиниться ритму вечности» с его сменой дня и ночи; если мы будем продвигаться вперед вместе с эволюцией нашей социальной системы, «неумолимое величие ночи» станет для нас «источником силы». Это характерное «пораженчество», как кажется, подчеркнуто в сновидении и представлено в виде великой космической «интермедии» — столкновения светил, перед которым человек оказывается беспомощным.

Кроме того, рассказчик утверждает, что в его сне нет и следов «сексуальности» — если отвлечься от эпизода встречи с молодой девушкой (как будто любое отношение с лицом противоположного пола обязательно заключает в себе сексуальный момент!). Но его особо тревожит то обстоятельство, что упомянутая встреча происходит ночью! Данный пример показывает, что сексуально ориентированное сознание способно завести слишком далеко. С данной точки зрения «плетеное кресло» не представляет интереса; с точки зрения самого рассказчика оно символизирует отличную возможность для сосредоточенной духовной работы. То же относится и к записной книжке.

Я выше уже говорил, что мой корреспондент с увлечением предавался астрологическим исследованиям. Отсюда особый интерес, который он проявил к загадочному сочетанию чисел: 11-8. Ему показалось, что комбинация XI-8 могла бы означать месяц и день его смерти. Имея в виду его библейский возраст, подобное объяснение можно счесть вполне обоснованным. Отталкиваясь от астрологических расчетов, он относит роковой ноябрь к 1963 году, к самой середине той мировой войны, начало которой он предчувствует. Тем не менее он осторожно добавляет: «Я далеко в этом не уверен».