– Вернуть людям будущее. Именно я? – Джон вздохнул. Вот и цена всем этим видениям и предвидениям грош. Естественно, в наши дни будущего нет ни у кого. Неизвестно пока лишь то, от какой из многих напастей человечеству придется погибнуть. А то, что оно погибнет, вопрос решенный. Дело лишь за выбором оружия: страх перед атомной войной в последние годы вышел из моды – может, и ошибочно, – зато подскочили акции новых эпидемий – СПИДа, эболы, коровьего бешенства, – не забыть еще озоновые дыры и расширение пустынь, и, как стало слышно, на исходе оказалась питьевая вода. Нет, действительно нет никаких оснований заглядывать в будущее. И он, Джон Сальваторе Фонтанелли, не составляет здесь исключения. Скорее наоборот: в то время как его ровесники сумели позаботиться хотя бы о своем ближайшем будущем, обзаведясь домом, семьей и обеспечив себе стабильный доход, он день не знает, как дожить, и отодвигает подальше даже те события, которые лежат в ближайшем будущем: например, внесение платы за квартиру. Действительно, если найдется кто-нибудь, менее подходящий на роль искателя утраченного будущего для человечества, то Джону было бы интересно взглянуть на этого типа.
Старик снова посмотрел в свою папку.
– В 1525 году, как уже было сказано, Джакомо Фонтанелли вернулся в монастырь, в котором провел свое детство, и рассказал аббату о своем видении. Они пришли к убеждению, что этот сон был послан от Бога, что он сравним с библейским сном фараона о семи тощих и семи упитанных коровах, из которого Иосиф предсказал ему семь урожайных и семь голодных лет, и они решили действовать соответственно. Все состояние Джакомо Фонтанелли было вверено попечению доброго знакомого аббата, правоведу по имени Микеланджело Вакки…
– Вот как, – сказал Джон.
– Да. Моему предку.
– Вы хотите сказать, что
– Именно так.
– В течение пятисот лет?
– Да. Семья Вакки занимается такими делами уже пятьсот лет. Дом, в котором находится наша контора теперь, тот же самый, что и тогда.
Джон помотал головой. Непостижимо. Непостижимо, прежде всего на фоне той спокойной уверенности, с какой старик рассказывал ему все эти несообразности. Он попытался воскресить в памяти изрядно оскудевшие сведения из уроков истории, и у него мурашки пробежали по спине: пятьсот лет назад, тогда Колумб еще даже не открыл Америку, его предок уже родился. И этот старый юрист хочет впарить ему ни много ни мало, что его адвокатская семья в промежутке между открытием Америки и первой высадкой человека на Луну только тем и занималась, что сберегала состояние, заложенное на основании сна, – и даже сидя все это время в одном и том же доме!
– Пятьсот лет? – повторил Джон. – Это… я не знаю, сколько это поколений. Неужто за все это время никому не пришло в голову просто забрать два миллиарда себе?
– Никогда, – спокойно ответил Кристофоро Вакки.
– Но ведь ни одна душа бы про это не прознала! Даже сейчас, когда вы мне рассказываете, мне трудно поверить.
– Ни одна душа – может быть, – признал старик. – Но
– А! Вон в чем дело.
– Наверное, я должен еще кое-что разъяснить. Само собой разумеется, что есть точные распоряжения вашего прародителя, как должна вознаграждаться наша деятельность по управлению состоянием. Мы всегда неукоснительно придерживались этих указаний и неплохо при этом жили, хотел бы я добавить. Разумеется, мы сохраняем и можем предоставить вам все бухгалтерские документы по всем движениям денег на всех счетах и по всем гонорарным выплатам.
«Да, – думал Джон. – Это вы можете».
– И, само собой разумеется, – добавил старый Вакки, – исходная сумма составляла
– Что? – вырвалось у Джона.
Старик кивнул, и на шее его образовались складочки, наводящие на мысль о динозавре.
– Надо при этом различать покупательную способность и цифру пересчета. Если бы мы сегодня пересчитали и обменяли те деньги, они бы и разговора не стоили – один наш приезд почти целиком поглотил бы ее. Бесчисленные валютные изменения и валютные реформы обычно заслоняют от нашего взгляда тот простой факт, что инфляция обгладывает все состояния – как большие, так и маленькие. Но у Джакомо Фонтанелли был могущественный союзник, – значительно добавил
– Сложные проценты? – эхом повторил Джон, ничего не понимая.