– Это почти безразлично, потому что ты имеешь миллионные счета практически во всех банках планеты. Но в бумагах, которые ты получил при получении наследства, есть соответствующий перечень. – Эдуардо насмешливо оглядел его: – Может, при случае хотя бы глянешь на документы?
Джон растерянно моргал.
– Тогда для чего мне вообще компьютер?
– Чтобы ты каждое утро мог посмотреть, сколько миллионов набежало за ночь. И чтобы предостеречь тебя, если в какой-то стране инфляционная норма поднимется выше процентной ставки, – чтобы ты смог вовремя переместить деньги в другое место. Чтобы…
– Значит, я могу через компьютер переводить деньги? – перебил его Джон. – И кто-нибудь, кто взломает мой код, тоже сможет это? Он переведет на свой счет миллиард, а я даже не замечу этого.
Эдуардо откинулся назад и завел руки за голову.
– Нет, этого он не сможет. Я же говорил, это очень рафинированная, изощренная система. Деньги переводить можно, но только между счетами, которые входят в нее. И это ограничение в соответствующих банках вносится само, так что даже лучший хакер не имел бы шансов, даже если бы он действовал напрямую отсюда.
– Хм-м, – Джон бессмысленно смотрел на огромное число на нижнем краю экрана. Оно росло на глазах, и последние его цифры мелькали с такой частотой, что видна была лишь дрожь как бы пчелиного крылышка.
– Вы все продумали, да?
– По крайней мере мы старались.
Наступила тишина. Прохладная, драгоценная тишина. Джон вспомнил о своей архитекторше, изящной светловолосой женщине, которая просто горела от жажды деятельности, как она показывала ему эскизы внутреннего обустройства важнейших помещений виллы. Все, что от него требовалось, – ткнуть пальцем в те рисунки, которые нравились ему больше всего (а нравились ему все, женщина была гениальная) и сказать: «Вот это!» – и подписать соответствующие списки оборудования и мебели. С того времени колонны рабочих были заняты тем, что проводили в жизнь ее эскизы, придавая его дому изысканную элегантность, так что ему даже думать об этом больше не приходилось.
И сколько бы это ни стоило, число внизу экрана неудержимо продолжало расти.
Солнце в Портесето стояло низко над горизонтом, позолотив море, когда вдали показалась яхта. У Джона перехватило дыхание, так грациозно скользил белоснежный стройный корпус этого судна. Даже Эдуардо, который еще по дороге сюда рассуждал вслух, что надо как следует взвесить, не построить ли в будущем большую яхту на заказ, тут восторженно хлопнул его по плечу.
– Вон она! – ликующе воскликнул он.
– Да, – прошептал Джон. Она была чудесная и каким-то образом казалась больше, чем он помнил ее по осмотру в Каннах. Яхта бесконечно долго скользила мимо них, причаливая. На корме теперь развевался итальянский флаг вместо английского, за кормой под натянутым брезентом виднелась шлюпка, а на верхней палубе стоял вертолет, словно готовое к взлету насекомое. Молодой человек в парадной форме помахал им со второй палубы, и они помахали ему в ответ.
В мгновение ока корабль пришвартовался, и был спущен трап. Когда они поднялись на борт, навстречу им вышел капитан, француз лет сорока по имени Алан Броссар, с которым они уже успели познакомиться в Каннах, он отдал им честь, а потом поздоровался с ними за руку.
– Вы наверняка захотите сейчас же выйти в море, – сказал он по-английски с сильным французским акцентом. – Я прикажу погрузить ваши вещи, и мы можем отчалить и полюбоваться закатом в море.
Взмах руки, и перед ними вырос как из-под земли молодой человек, который раньше махал им с палубы. Джон отдал ему ключ от того, что у «Феррари» служило багажником, и они последовали за капитаном, совершая обход корабля.
Он не ожидал, что новая встреча с яхтой окажет на него такое сильное воздействие. Все дышало простором. Когда они вошли в светлый, уютно освещенный салон, он не мог удержаться, чтобы не потрогать пальцами обшивку стен из тонко текстурированной древесины и не погладить спинку софы, которая вместе с элегантными креслами и стеклянными столиками образовала отдельный уголок для отдыха. По ним были разложены подходящие по цвету шелковые подушки с индийскими мотивами. Дорогого вида лампы от Тиффани с тяжелыми золочеными ножками стояли на приставных столиках из бело-серого мрамора. Стены столовой были обшиты инкрустированными панелями, отполированными настолько безупречно, что в них отражался античный, накрытый с серебром и хрусталем обеденный стол. Большие окна открывали обширный вид на море, к которому устало клонилось огненно-красное солнце.
Это был плавучий дворец. В этих стенах можно было экранизировать любую сказку из «Тысячи и одной ночи».
По пути на мостик – перила трапов, кстати, были позолоченные, потому что, говоря словами маклера, «латунь приходится начищать каждый день, а золото нет», – они прошли мимо места, на котором осталось название яхты, данное ей предыдущим владельцем, английским бизнесменом:
– Я хочу, чтоб это отсюда убрали, – сказал Джон, ткнув в надпись пальцем.