– Привет, Марвин, – сказал Джон. – Где ты пропадал?
– Ну… – Марвин сбросил рюкзак. – Я же на твоей вечеринке познакомился с этой женщиной, Константиной. У нее и пропадал.
Джон кивнул. Эдуардо уже что-то рассказывал ему об этом.
– Спасибо, что ты привез мне часы.
– Чего там. Ты же попросил.
– Давай пойдем в салон. Хочешь чего-нибудь выпить? Или съесть?
Марвин шел за ним, шаркая ногами и попутно осматриваясь.
– Чего-нибудь съесть было бы здорово. Это дело я малость запустил.
– Нет проблем, я скажу на кухне. – Джон взял трубку ближайшего аппарата и набрал номер кухни. – Это должно быть что-то определенное?
– Все равно что, – ответил Марвин. – Лишь бы повкуснее и побольше. – Он потрогал сервант из вишневого дерева. – Красиво тут у тебя. Во время вечеринки я и не заметил. Просторно. Как ты думаешь, могу я тут у тебя пару дней перекантоваться в каком-нибудь углу?
– Что ты, да у меня столько гостевых комнат, что я мог бы разместить у себя целую футбольную команду. Оставайся сколько хочешь. Густав? – крикнул Джон, когда повар снял трубку. – У меня гость, который того и гляди умрет от голода. Можете сделать что-нибудь хорошее? Из подручных средств и быстро. И сытно. Спасибо.
Когда он повернулся, Марвин смотрел на него со странным выражением.
– Хорошо у тебя получается, – сказал он. – Этот командный тон, я имею в виду. Как ты гоняешь слуг.
– Ты находишь? – Джон наморщил лоб, пытаясь вспомнить, что он такого сказал Густаву и в каком тоне. Ему казалось, что все было нормально. И как бы он мог сказать это по-другому?
– Не парься этим, – отмахнулся Марвин.
Когда они вошли в салон, жалюзи автоматически поползли вверх и открыли ошеломительный вид на море и на красное закатное солнце, которое коснулось горизонта. Марвин встал в проходе как вкопанный, словно не понимая, что он видит.
– Хочешь чего-нибудь выпить? – осторожно спросил Джон.
Марвин с трудом вернулся к действительности.
– Что значит «хочешь»? – спросил он, все еще не придя в себя. – Должен! Иначе мне этого не пережить.
– Чего тебе налить?
– Виски, если у тебя есть. Ах, конечно, у тебя есть. У тебя, поди, все есть.
Вообще-то под «выпить» Джон подразумевал «попить», но он ничего не сказал.
Наливая виски, он поглядывал на друга в зеркало бара. Марвин в чем-то изменился. Наверное, Константина его в конце концов выгнала, иначе с чего бы он приехал с вещами? Пожалуй, это и занимало его – больше, чем он готов был признаться. Пусть немного придет в себя.
– В понедельник утром я лечу в Лондон, а оттуда дальше в Нью-Йорк, – сказал Джон. – У моих родителей годовщина свадьбы. Ты же знаешь, в этот день семья традиционно съезжается. Но ты можешь остаться здесь, не проблема. – В Лондон Джону нужно было на примерку своих костюмов.
Марвин задумчиво кивнул и снова посмотрел на него странным взглядом, в котором было что-то недоброе. Потом он одним глотком осушил свой стакан, поставил его на стол, откинулся и сказал:
– Смотри, Джон. Смотри, как бы эти деньги не изменили тебя.
Для поездки к родителям он надел свои старые часы – ради отца. Но это казалось ему лицемерием – как будто он ведет ту же жизнь, что и прежде. Поэтому одеться решил так, как ему нравится.
Ища свои документы для выезда, он снова наткнулся на письмо о защите многообразия видов. Кажется, оно с упорством преследовало его. Он решил взять его с собой и в самолете почитать, а потом либо выбросить, либо перевести им деньги. Поскольку он так или иначе собирался основательно подумать, как исполнить прорицание при помощи денег, с чего-то надо начать, пусть это письмо будет исходным пунктом.
Он летел в Нью-Йорк обычным рейсом, первым классом, на верхней палубе реактивного самолета, оборудованной удобными креслами, как в жилой гостиной. Телохранители настояли лишь на том, чтобы для дальнейшей поездки в Нью-Джерси их встретил в аэропорту бронированный лимузин, принадлежащий дружественной нью-йоркской охранной службе.
Письмо было от WWF – фонда «Мир дикой природы» – и просило о финансовой поддержке одной кампании, названной «Живая планета». Целью ее было сохранение двухсот важнейших жизненных пространств Земли – областей, отмеченных неповторимостью, исконностью или редкостью либо по каким-то другим причинам играющих ключевую роль в эволюции жизни. Сохранение этих областей, говорилось в письме, спасло бы ровно восемьдесят процентов сегодняшнего биодиверситета – разнообразия биологических видов.