Один триллион долларов

– Да. Да, на это я надеюсь, но, видите ли, я опубликовал первую часть, не имея в руках второй, потому что Лоренцо свято обещал, что окончание у него почти готово и что он мне его незамедлительно пришлет. В таких вещах на него всегда можно было положиться, поэтому я ничего такого не подумал. Ну, что он откусит грушу с пчелами. Никто этого не ожидал. В любом случае, второй части у меня нет. В следующем номере мы вместо нее напечатали некролог.

– Он сказал, что вышлет?– удивился Джон. – Но ведь Лоренцо ходил в эту школу, так?

– Правильно, но он никогда не спускался сюда, в редакцию. Я думаю, он что-то имел против дыма, который нужен нам для работы. Мы с ним в основном говорили по телефону, иногда на школьном дворе, а свои рукописи он мне всегда высылал. Я думаю, это давало ему дополнительное ощущение, что он писатель.

– Сколько времени прошло с тех пор, как он должен был выслать рукопись?

– Хм-м, да, погодите, последний раз я говорил с ним дня за три-четыре до его смерти, итак, я бы сказал, с тех пор минуло два месяца, округленно. Скорее даже больше.

Джон нахмурился.

– Тогда это уже не может быть в пути.

– О, так нельзя сказать, для итальянской почты невозможного нет. Мой отец послал своей первой девушке любовное письмо, так она получила его после рождения своего ребенка, совсем от другого мужчины, естественно, за которого она успела за это время выйти замуж…

– Другими словами, – перебил его Джон, – второй части этой статьи, может, и вообще нет.

Они гнались за миражом.

Проворные руки раздавили сигарету в отпиленной баночке из-под пепси-колы и мигом потянулись за новой добычей.

– Я с удовольствием еще раз все обыщу. Сколько, вы сказали, вы хотите пожертвовать в успешном случае? Миллион долларов?

– Я не называл сумму, – сказал Джон и встал. – Но я не стану скупиться. – Он протянул ему свою визитную карточку: – На случай, если вы найдете.

Ему придется передать имя этого парня в секретариат, для пополнения списка отправителей, чьи письма, нераспечатанные, должны переправляться ему. Даже если никогда не придет ни одного.

* * *

Отсюда открывался вид на мокрые крыши дождливого Гамбурга, окаймленного мутным ржавым портом. Урсула Фален села на стул для посетителей, который Вилфрид ван Делфт расчистил для нее, и ждала, пока завотделом развлечений и современной жизни иллюстрированного журнала «Штерн» найдет, куда пристроить стопку книг и кассет, которые до этого лежали на стуле.

– Какое же это мучение… – вздохнул завотделом, человек лет пятидесяти пяти с редкими светло-рыжими волосами и неожиданно подтянутой – при такой сидячей работе – фигурой. – Интересно, кто первый придумал выражение «информационный поток»? Дальновидный был человек. Пророк, я бы сказал, ясновидец. – Наконец он сдался, сложил все поверх кучи, уже громоздившейся в углу, и вернулся за свой стол. – Что хорошего было в Америке? – спросил он, сложив широкие ладони вместе.

Урсула Фален взглянула на него озадаченно.

– Откуда вы знаете, что я была в Америке?

– О, я отслеживаю вашу работу с большим интересом. – Он улыбнулся, как маг, которому удался фокус. – Не говоря уже о том, что редактор, который давал вам задание хоть и работает в другом журнале, но зарплату ему переводят с того же счета, что и мне. Таков сегодняшний издательский мир. Дракон один, голов много.

Урсула медленно кивнула. Ей все еще трудно было разобраться в этом издательском конгломерате, да и не хотелось размышлять об этом.

– Это было весьма поучительно, – сказала она. – Я могу прислать вам экземпляр своей статьи, если хотите.

Ван Делфт поднял ладони, защищаясь:

– Только не это! Ради Бога, только статьи, которые я могу напечатать.

– Вот мы и подошли к теме, – подхватила Урсула. – Я натолкнулась на нечто такое, что может стать сенсационной историей. И я хотела бы расследовать это дело.

– В последний раз вы уверяли меня, что ваш абсолютный приоритет – закончить учебу.

– Я помню.

– Ну, хорошо. Я весь внимание.

Урсула рассказала ему о встрече в самолете, изменив несколько деталей, чтобы ее не спрашивали, что она делала в Нью-Йорке, который в истории автомобилестроения не играл никакой роли.

– Я думаю, – заключила она, – с чего бы им было меня дурачить? Ведь они не знали, кто я. С другой стороны, существование такого прорицания хоть как-то могло бы объяснить, почему семья адвокатов веками верно сберегала и умножала это немыслимое состояние и почему они в конце концов действительно передали его наследнику.

Ван Делфт принялся играть ножом для писем. Он всегда делал это, когда напряженно размышлял.

– А вы уверены, что это был брат Фонтанелли?

– Абсолютно.

Он развернул свое кресло назад и стал разглядывать годовой календарь на стене, испещренный записями, такими же разноцветными, как висящий выше детсадовский рисунок его внучки.

– Вы правы, это интересно, – признал он. – Но ясно ли вам, что история должна быть неуязвимой, чтобы мы смогли ее дать?

– Абсолютно, – кивнула Урсула. Двенадцать лет назад «Штерн» нарвался на поддельные дневники Гитлера, это было фиаско, от которого журнал не оправился и до сих пор.