Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)

Парень из гитлерюгенда жадно смотрел на пачку денег в руке Баркхаузена.

– Я на трамвай потратился, – сказал он. – И потом, как по-вашему, сколько времени ушло, чтоб добраться к вам с западной окраины?

– А твое время дорого стоит, да? – Баркхаузен никак не мог найти нужную купюру. – С западной окраины, говоришь? Быть такого не может! Какой такой запад? Небось центр? Так, поди, вернее будет?

– Ну, если Ансбахерштрассе не на западе, то…

Парень осекся, но слишком поздно. Успел проболтаться. Баркхаузен мигом спрятал деньги.

– Спасибочки! – насмешливо хохотнул он. – Больше тебе незачем тратить свое драгоценное время. Я и без тебя обойдусь. Поеду, пожалуй, на метро до площади Виктория-Луизаплац, а?

– Со мной этот номер не пройдет! Так нельзя! – Сжав кулаки, гитлерюгендовец шагнул к Баркхаузену. Темные глаза сверкали от злости. – Я потратился на дорогу, я…

– Потратил свое драгоценное время, знаю-знаю! – засмеялся Баркхаузен. – Мотай отсюда, сынок, за глупость положено платить! – Он вдруг опять разозлился. – Ну, чего стоишь? Хочешь прямо тут, в моей комнате, намять мне бока? Жми отсюда, или сам будешь орать во всю глотку!

Он бесцеремонно вытолкал разъяренного парня из комнаты и захлопнул за ним дверь. И всю дорогу, пока они не вышли из вагона метро на Виктория-Луизаплац, сыпал то насмешливыми, то злобными замечаниями по адресу этого юнца, который не отходил от него ни на шаг, но, хоть и бледный от ярости, ни словом не ответил на все его колкости.

Когда они поднялись из метро на площадь, парень вдруг припустил рысцой и далеко опередил Баркхаузена. Тому пришлось рвануть за ним во всю прыть: он не хотел давать мальчишкам много времени на разговор. Потому что был не вполне уверен, чью сторону примет Куно-Дитер – отца или этого щенка.

Оба и в самом деле стояли у одного из домов на Ансбахерштрассе. Гитлерюгендовец что-то с жаром доказывал Куно-Дитеру, а тот, опустив голову, слушал. Когда Баркхаузен подошел, курьер отступил шагов на десять, позволив им потолковать наедине.

– Ты вообще о чем думаешь, Куно-Дитер? – сердито начал Баркхаузен. – Подсылаешь ко мне всяких бесстыжих типов, которые первым делом требуют денег!

– Даром только сыр в мышеловке бывает, папаша, – спокойно ответил Куно-Дитер. – Сам знаешь. Мне вот тоже охота узнать, сколько я зашибу на этом дельце, все ж таки на дорогу потратился…

– У всех одна песня, придумали бы что-нибудь новенькое! Не-ет, Куно-Дитер, сперва расскажи отцу по порядку, что происходит здесь, на Ансбахер, тогда и увидишь, сколько отец тебе отстегнет. Он не скупердяй какой, просто терпеть не может, когда на него наседают!

– Не-а, папаша, не пойдет, – сказал Куно-Дитер. – Опасаюсь я, что ты после забудешь про оплату… про денежки то есть. Оплеухи-то у тебя всегда наготове. А ведь ты уже срубил на этом дельце кучу денег и небось еще зашибешь, так я думаю. А я целый день за тебя надрываюсь не евши, так что хочу видеть свои деньжата. По-моему, полсотни марок…

– Полсотни! – Баркхаузен чуть не задохнулся, услышав это наглое требование. – Щас скажу, сколько я тебе дам. Пятерку, ту самую пятерку, которую требовал этот вот дылда, и будь доволен! Я не таковский, но…

– Не-а, папаша. – Голубые глаза Куно-Дитера упрямо смотрели на Баркхаузена. – Ты на этом дельце гребешь деньги лопатой, а ишачу-то я – за паршивые пять марок, ну уж нет, нашел дурака, ни фига тебе не скажу!

– Больно надо! – рассмеялся Баркхаузен. – Что хлюпик наш в этом доме сидит, я и так знаю. А остальное сам выясню. Катись домой, мамаша тебя накормит! И заруби себе на носу, родного отца так просто не обдурить! Ишь герои нашлись!

– Тогда я поднимусь наверх, – решительно объявил Куно-Дитер, – и скажу хлюпику, что за ним следят. Сдам тебя с потрохами, папаша!

– Ах ты, засранец! – рявкнул Баркхаузен, занося кулак.

Но мальчишка уже бежал прочь и нырнул в боковой вход. Баркхаузен кинулся следом, через двор, и догнал его в заднем флигеле возле лестницы. Одним ударом свалил на пол и принялся пинать ногами. Все почти точь-в-точь как он недавно воображал себе на диване, только вот Куно-Дитер не орал, а яростно брыкался. Отчего Баркхаузен еще больше рассвирепел. И вполне осознанно бил мальчишку кулаком по лицу и пинал ногами в живот.

– Вот тебе, вот, получай, гаденыш! – пыхтел он. Глаза словно заволокло красным туманом.

Внезапно кто-то налетел на него сзади, крепко схватил за плечо. А еще кто-то вцепился в ноги. Баркхаузен поспешно оглянулся: гитлерюгендовец, нет, целая шайка, подростки, четверо или пятеро, повисли на нем. Пришлось оставить Куно-Дитера и обороняться от сопляков: каждого по отдельности он мог бы свалить одной рукой, но все скопом они представляли серьезную опасность.

– Ах вы, трусы паршивые! – крикнул он и ударил спиной о стену, чтобы стряхнуть мальчишку, повисшего сзади. Но парни сбили его с ног, повалили на пол.

– Куно! – Он задыхался. – Помоги отцу! Эти трусы…

Куно, однако ж, отцу не помог. Кое-как встал и первым врезал Баркхаузену по физиономии.