Читаем Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку) полностью

– Как вам угодно, госпожа Геш. В таком случае собирайтесь, у меня там внизу люди, поедете с нами. А мужу – у вас ведь есть муж? Конечно же есть! – черкните записочку: «Я в гестапо. Когда вернусь, не знаю!» Давайте, госпожа Геш! Пишите записку!

Геш побледнела, руки у нее тряслись, зубы стучали.

– Вы такого не сделаете, сударь! – взмолилась она.

– Еще как сделаю, госпожа Геш, – нарочито жестко ответил он, – если вы по-прежнему станете отказываться от дачи показаний. Будьте благоразумны, присядьте и расскажите мне все, что вам известно о Клуге. Начнем с жены.

Геш, разумеется, одумалась. В сущности, этот мужчина из гестапо очень симпатичный, совсем не такой, какими она представляла себе тамошних сотрудников. И разумеется, комиссар Эшерих узнал все, что могла сообщить Геш. Даже про эсэсовца Карлемана, ведь то, о чем судачили в угловой пивнушке, было, разумеется, известно и Геш. У старательной экс-почтальонши Эвы Клуге сердце бы сжалось, услышь она, сколько сплетен ходит о ней и о ее прежнем любимчике Карлемане.

Прощаясь с Геш, комиссар Эшерих не просто оставил парочку сигар для ее мужа, но и приобрел для гестапо в ее лице рьяную, бесплатную и бесценную шпионку. Она будет не только постоянно следить за квартирой Клуге, но и повсюду в доме и в очередях держать ухо востро, а узнав что-нибудь полезное, немедля позвонит любезному комиссару.

В результате этой беседы комиссар Эшерих снова отозвал обоих своих людей. Вероятность застать Клуге в квартире жены явно была слишком мала, к тому же за квартирой присмотрит Геш. Затем комиссар Эшерих нанес визит на почту и в партийную ячейку, где собрал дополнительные сведения об этой Клуге. Как знать, вдруг пригодятся.

Эшерих вполне мог бы сказать на почте и в ячейке, что, по его мнению, выход Эвы Клуге из партии связан с позорными деяниями ее сына в Польше. Мог бы сообщить им и ее руппинский адрес, поскольку списал его с письма, которое Клуге прислала соседке вместе с ключами. Однако Эшерих этого не сделал, он задавал множество вопросов, но сам никаких сведений не сообщал. Конечно, и партийная ячейка, и почта – инстанции официальные, но гестапо существует не затем, чтобы помогать другим в работе. Жирновато будет – во всяком случае, здесь комиссар Эшерих целиком разделял общегестаповское высокомерие.

Он и господам из фабричного руководства дал это понять. Они были в мундирах и имели звания, да, видимо, и оклады куда выше, чем у бесцветного комиссара. Но он решительно заявил:

– Нет, господа, что именно вменяется Клуге в вину, касается только государственной тайной полиции. Об этом вам знать не надо. Ваша задача: не препятствовать Клуге приходить на фабрику и уходить, когда ему вздумается, впредь не устраивать ему нагоняев и не запугивать, а также обеспечить назначенным мной сотрудникам беспрепятственный доступ на фабрику и всю необходимую поддержку. Мы поняли друг друга?

– Прошу письменно подтвердить данные распоряжения! – выкрикнул офицер. – Причем сегодня же!

– Сегодня? Поздновато уже. Пожалуй, завтра. Раньше Клуге все равно не появится. Если вообще появится! А пока хайль Гитлер, господа!

– Чтоб тебя! – прошипел офицер. – Эти ребята все больше наглеют! Пропади оно пропадом, это гестапо! Думают, раз они любого немца могут посадить, то им все дозволено. Но я офицер, кадровый офицер…

– Да, вот еще что… – Эшерих снова заглянул в дверь. – У этого Клуге, наверно, есть тут какие-нибудь бумаги, письма, личные вещи?

– Спросите у мастера! У него есть ключ от шкафчика Клуге…

– Отлично, – сказал Эшерих, садясь на стул. – Вот вы и спросите у мастера, господин обер-лейтенант! И не сочтите за труд, поживее, ладно?

Секунду они смотрели друг на друга. Глаза насмешливого, бесцветного Эшериха и потемневшие от злости глаза обер-лейтенанта вступили в поединок. Потом офицер щелкнул каблуками и торопливо покинул помещение, чтобы получить нужную справку.

– Забавный тип! – сказал Эшерих партийному чиновнику, который вдруг принялся сосредоточенно рыться в столе. – Желает, чтобы гестапо пропадом пропало. Хотел бы я знать, долго ли вы просидите без нас в этих креслах. В конце концов, все государство – это гестапо. Без нас все рухнет – и пропадом пропадете вы все!

Глава 26

Хета Хеберле принимает решение

Комиссар Эшерих и оба его агента с Алекса очень бы удивились, узнав, коротышка Энно Клуге совершенно не подозревал, что за ним следят. С той минуты, когда ассистент Шрёдер окончательно выпустил его на свободу, его обуревала одна-единственная мысль: скорее прочь отсюда, к Хете!

Энно спешил по улицам, не видя людей, не замечая, кто с ним рядом и кто позади. И вверх голову не задирал, только думал: скорее к Хете!

Он спустился в метро. Сел в поезд и таким манером на сей раз улизнул от комиссара Эшериха, его соглядатаев с Алекса и всего гестапо.

Энно Клуге решил сперва съездить к Лотте за своими вещами. Он явится к Хете прямо с чемоданом и тогда сразу поймет, любит ли она его по-настоящему, а сам докажет ей, что намерен покончить с прежней жизнью.

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих комедий
12 великих комедий

В книге «12 великих комедий» представлены самые знаменитые и смешные произведения величайших классиков мировой драматургии. Эти пьесы до сих пор не сходят со сцен ведущих мировых театров, им посвящено множество подражаний и пародий, а строчки из них стали крылатыми. Комедии, включенные в состав книги, не ограничены какой-то одной темой. Они позволяют посмеяться над авантюрными похождениями и любовным безрассудством, чрезмерной скупостью и расточительством, нелепым умничаньем и закостенелым невежеством, над разнообразными беспутными и несуразными эпизодами человеческой жизни и, конечно, над самим собой…

Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Александр Николаевич Островский , Жан-Батист Мольер , Коллектив авторов , Педро Кальдерон , Пьер-Огюстен Карон де Бомарше

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Античная литература / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Самозванец
Самозванец

В ранней юности Иосиф II был «самым невежливым, невоспитанным и необразованным принцем во всем цивилизованном мире». Сын набожной и доброй по натуре Марии-Терезии рос мальчиком болезненным, хмурым и раздражительным. И хотя мать и сын горячо любили друг друга, их разделяли частые ссоры и совершенно разные взгляды на жизнь.Первое, что сделал Иосиф после смерти Марии-Терезии, – отказался признать давние конституционные гарантии Венгрии. Он даже не стал короноваться в качестве венгерского короля, а попросту отобрал у мадьяр их реликвию – корону святого Стефана. А ведь Иосиф понимал, что он очень многим обязан венграм, которые защитили его мать от преследований со стороны Пруссии.Немецкий писатель Теодор Мундт попытался показать истинное лицо прусского императора, которому льстивые историки приписывали слишком много того, что просвещенному реформатору Иосифу II отнюдь не было свойственно.

Теодор Мундт

Зарубежная классическая проза