Один в Берлине

Энно затрепетал под взглядом беспощадно устремленных на него насмешливых глаз. Он знал, эти глаза все из него вытянут, он мигом все выложит, а тогда ему каюк, на веки вечные, так или иначе…

Глава 33 Эшерих и Клуге едут прогуляться

Уже совсем стемнело, когда комиссар Эшерих вместе с Энно Клуге покинул садовый флигель на Ансбахерштрассе. Нет, при всех легочных проблемах Анны Шёнляйн комиссар не решился отнести ее дело к разряду незначительных. Ведь старая дева, похоже, дает приют всем преступникам без разбору, даже не зная их истории. Например, у Энно Клуге она и имени не спросила, спрятала его потому только, что ее попросила давняя подруга.

Да и к госпоже Хеберле тоже присмотреться не мешает. Беда с этим народом! Сейчас, когда идет великая война за счастливое будущее, даже сейчас он фордыбачится. Куда ни сунешься, всюду нечисто. Комиссар Эшерих твердо верил, что почти в каждом немецком доме найдется целая куча неприглядных секретов и вранья. Почти поголовно у всех совесть нечиста — за исключением членов партии, разумеется. Кстати, он бы очень поостерегся проводить у членов партии такой вот осмотр, как у этой Шёнляйн.

Так или иначе, консьержа он оставил на посту в квартире. Малый вроде вполне надежный, член партии опять же; надо проследить, чтобы он получил какую-нибудь хорошо оплачиваемую должностишку. Таких людей это взбадривает, обостряет их зрение и слух. Кнут и пряник — лучший способ управлять.

Под руку с Энно Клуге комиссар направляется к афишной тумбе, за которой прячется Баркхаузен. Баркхаузену не больно-то хочется видеть бывшего кореша, и, чтобы избежать встречи, он идет вокруг тумбы. Но комиссар, повернувшись, засекает его, и Эмиль с Энно стоят друг против друга.

— Добрый вечер, Энно! — Баркхаузен протягивает руку.

Но Клуге ее не берет. Сейчас даже в этом жалком существе вскипает возмущение. Он ненавидит Баркхаузена, который уговорил его совершить взлом, в итоге закончившийся одними только побоями, а нынче утром вымогал тысячи и все-таки предал его.

— Господин комиссар, — с жаром начинает Клуге, — Баркхаузен вам не говорил, что нынче утром шантажом выманил у моей подруги, у госпожи Хеберле, две с половиной тысячи марок? За это он хотел меня отпустить, а сам…

Комиссар подошел к Баркхаузену лишь затем, чтобы отдать ему деньги и отослать домой. Теперь же он оставляет конверт с деньгами в кармане и, забавляясь, слушает, как Баркхаузен нагло отвечает:

— А разве я тебя не отпустил, Энно? Если ты, недоумок, снова даешь себя поймать, я не виноват. Я свое слово сдержал.

— Так-так, — говорит комиссар, — об этом мы еще побеседуем, Баркхаузен. Сейчас идите домой.

— Но как же мои денежки, господин комиссар? Вы твердо обещали мне пять сотен, если я предъявлю вам Энно. Вот же он, рядом с вами, так что прошу!

— За одно дело дважды не платят, Баркхаузен! — обрывает комиссар. — Вы ведь уже получили две с половиной тысячи!

— Но у меня пока что нет этих денег! — протестует, почти кричит вновь обманутый Баркхаузен. — Она отправила их в Мюнхен, до востребования, чтобы я им тут не мешал!

— Умная женщина! — одобрительно говорит комиссар. — Или это ваша идея, господин Клуге?

— Опять он врет! — обиженно восклицает Клуге. — В Мюнхен отправлено только две тыщи. Пять сотен, даже с лишним, он получил наличными. Поглядите у него в карманах, господин комиссар!

— Да ведь стырили их! Шайка подростков налетела на меня и все денежки свистнула! Обыскивайте, господин комиссар, хоть с ног до головы, у меня только несколько марок, случайно завалялись в жилетном кармане!

— Вам, Баркхаузен, деньги доверять нельзя, — говорит комиссар, качая головой. — Не умеете вы обращаться с деньгами. Взрослый мужик — и позволил подросткам себя обокрасть!

Баркхаузен опять принимается клянчить, требовать, уговаривать, однако комиссар — они уже у станции Виктория-Луиза-плац — командует:

— Домой, Баркхаузен, живо!

— Господин комиссар, вы же твердо обещали…

— Если вы сию минуту не исчезнете в метро, я сдам вас вон тому полицейскому! Мигом загремите в участок по обвинению в вымогательстве!

С такими словами комиссар направляется к полицейскому, и Баркхаузен, разъяренный Баркхаузен, этот незадачливый преступник, у которого перед самой победой всегда отнимают добычу, мгновенно ныряет в метро. (Ну, погоди, Куно-Дитер, дома я до тебя доберусь!)

Комиссар действительно разговаривает с полицейским, предъявляет удостоверение и велит ему задержать Анну Шёнляйн, пусть пока посидит в участке, а причина задержания…

— Ну, скажем, слушание вражеских радиостанций. И никаких допросов, прошу вас. Завтра пришлю за ней кого-нибудь. Доброго вечера, господин полицейский!

— Хайль Гитлер, господин комиссар!