Один в бескрайнем небе

Четыре тумблера расположены рядом, под главным выключателем жидкостно-реактивного двигателя. Я подаю знак, что готов запустить камеру номер один. Бросаю взгляд на Ильтнера и включаю первый тумблер. Маленький рычажок, щелкнув, становится в другое положение. Раздался приглушенный взрыв, напоминающий взрыв динамита в тоннеле, затем двигатель громко заревел – никогда раньше я не слышал такого громкого рева. Он ревел громче Ниагарского водопада и Везувия, вместе взятых. Закованный в цепи самолет рвется вперед, меня отбрасывает на спинку сиденья. Что, если цепи не выдержат? Все ли в порядке? А шум! Я ждал шума, но то, что я услышал и испытал, неописуемо! Я забываю о счетчике продолжительности работы ЖРД, цифры которого скачут передо мной, и смотрю на Ильтнера, чтобы по выражению его лица увидеть, все ли идет нормально. Ильтнер не замечает моего взгляда. Он спокоен. Значит, все в порядке. Счетчик! Показания манометров! Во время испытания давление должно держаться в пределах 140-150 килограммов на квадратный сантиметр. Счетчик посредине приборной доски уже показал цифру 590 и спешит к 589, 588. Я сбился с графика. Включаю камеру номер два! Двигатель воет в два раза громче, самолет еще сильней натягивает цепи. Черт побери, а что мешает самолету вырвать столбы? Проверь давление! Осборн склоняется над кабиной и что-то выкрикивает. О'кэй! Счетчик не ждет – он движется с удвоенной быстротой: 584, 82, 80, 78, 76, 74. Снова теряю секунды. Щелкаю тумблером номер три. Нигде во всем мире не услышишь такого шума. Резкий удар обрушивается мне на голову. Очень трудно удерживать внимание на Мак-Немаре, на людях около кабины, на красной лампочке, на шкалах приборов и счетчике, который вращается с бешеной скоростью. Запускаю камеру номер четыре. Шум, издаваемый скованной мощью, просто невероятен, и я чувствую себя совершенно беспомощным. Все застигает меня врасплох. Быстро выключаю все камеры – время истекло. Машина в цепях резко подается назад, и меня с силой швыряет вперед, на привязные кожаные ремни. Все кончилось, шум замер. К самолету быстро подбегает обслуживающий персонал, в камеры всовываются изогнутые трубки. Секундой позже до меня доходят передаваемые по цепочке слова:

– Огонь погашен! – И снова: – Огонь погашен! Огонь погашен!

* * *

Осборн и Джонни Конлон, представитель фирмы, изготовившей ЖРД, карабкаются к кабине, чтобы посмотреть на показания приборов.

– Как вел себя двигатель?

– Хорошо. По-моему, двигатель хороший.

Они взглянули на хвост самолета.

– В камерах никаких признаков деформации.

Подошел Кардер:

– Вот он какой, а? Послезавтра полет – готовьтесь.

Инженеры и зрители все еще находились под впечатлением опробования. Они покачивали головами, не в состоянии выразить свои чувства даже восклицаниями. Затем все принялись оживленно обсуждать редкостное зрелище.

Увидев, что я стою у кабины, Кардер отделился от группы людей, облепивших хвост самолета, и подошел ко мне.

– Ну, как ваше впечатление от двигателя?

– Чертовски шумит, не так ли?

Кардера, видимо, поразил такой легкомысленный ответ, и все же он был, несомненно, доволен им.

На самом деле жидкостно-реактивный двигатель произвел на меня гораздо более глубокое впечатление. Правда, он напугал меня во время этой первой встречи – я не ожидал такого сильного шума. Удивляясь шуму и фантастической мощности, я потерял, вероятно, не меньше двадцати секунд, а это очень много при опробовании. Но скоро я взлечу на этом самолете, и мне придется иметь дело не только с жидкостно-реактивным двигателем, но и с турбореактивным. В следующий раз все должно пройти удачнее.

Глава XI

Полет «Скайрокета» состоялся в пятницу утром, через день после наземного опробования ЖРД. Прошел месяц со дня моего прибытия на базу. Стояла уже поздняя осень, и по утрам было холодно, но я чувствовал себя неплохо в подбитой мехом морской летной куртке. Вместе с Алом Кардером я сидел в радиоавтомобиле на краю двенадцатикилометрового дна высохшего озера, ожидая очередного вылета Джина Мея. Я видел уже пять полетов на «Скайрокете», но каждый из них производил на меня неизгладимое впечатление. И на этот раз полет «Скайрокета» прошел благополучно.

Джин отодвинул фонарь, снял шлем с кислородной майкой и рукавом противоперегрузочиого костюма вытер потный лоб. Кому-то из обслуживающего персонала он передал тяжелый шлем, быстро окинул взглядом приборы, выпрямился во весь рост и стал спускаться вниз по стремянке.

Аэродинамик Орв Паульсен подал ему руку.

– Чудесная посадка, Джин.

Мей резко ответил:

– Температура за лопатками турбины опять резко возросла… – и быстро зашагал к автомашине, в которой находились Кардер и я. Кардер и Мей тут же обсудили особенности только что закончившегося полета. Кардер был спокоен, а Джин говорил запальчиво и нервно жестикулировал.

Опустошенный и усталый, летчик затем начал выговаривать обслуживающему персоналу: