Читаем Один в бескрайнем небе полностью

Джордж желает удачи, и это опять помогает. Он начинает отсчет, давление в системе ЖРД нормальное. Я потираю руки, чтобы они не мерзли. Все в порядке. В этот раз я не буду падать так долго, — я готов к отцеплению.

Теоретически самолет может легко это проделать. Все, что остается на мою долю, — это выполнять свои обязанности надлежащим образом: нажимать нужные кнопки, правильно управлять самолетом, и успешный полет подтвердит правильность математических формул. Конечно, может статься, что полет в это утро может оказаться моим последним полетом. С этим я могу согласиться лишь в том случае, если неудача явится результатом чего-то непредвиденного или она будет следствием пусть даже незначительного просчета инженеров. Но умереть из-за своей собственной глупости, сломать себе шею из-за своего собственного неумения? Нет! Этого я боюсь больше всего на свете. Все ли я знаю хорошо? Подготовил ли я себя ко всем возможным особым случаям?

— Три… два…

Мои руки хватают пробковую ручку управления… одна секунда — и меня снова сбросят!

— Один… сброс!

Включаю четыре тумблера. Все мои внутренности поджимает к грудной клетке, вместе со «Скайрокетом» я быстро падаю вниз в море света. Проходит не более шести секунд, и топливо в камерах ЖРД воспламеняется. Четыре бешеные вспышки — и двигатель заработал, ожил. Щелчки маленьких металлических тумблеров — и мгновенно в мое распоряжение поступает тяга, равная двум тысячам семистам килограммам. Я пытаюсь как можно дольше круто набирать высоту на угле атаки, близком к критическому, но на скорости меньше той, на которой резко возрастает сопротивление. Все мое внимание сосредоточено на указателе скорости и маметре. Ручку управления от себя! Самолет вибрирует, как струна арфы. Черт возьми! Теперь он увеличивает скорость… опять возьми ручку управления на себя!

Пора! Выдерживаю постоянную воздушную скорость по прибору, число М быстро увеличивается. Самолет легко проходит критическое значение числа М = 0,91. Через несколько секунд самолет переходит в спокойную сверхзвуковую зону. Извергая пятнадцатиметровый радужно-красный, голубой и желтый сноп пламени, «Скайрокет» плавно мчится вверх по крутой траектории. Стрелки высотомера быстро вращаются — в секунду самолет проходит более четырехсот метров. Опять начинается это коварное покачивание. Мне трудно дышать под давлением. Покачивание настораживает каждый нерв моего тела, готового к борьбе с любой приближающейся опасностью. Я двигаю элеронами, пытаясь устранить покачивание. Это нисколько не помогает, и при увеличении скорости до 1300 километров в час покачивание усиливается. Педали руля направления сильно дергаются под ногами взад и вперед. Нажимаю ногами изо всех сил, но не могу их успокоить. Гигантская сила, захватившая руль направления, не поддается контролю; она с яростью двигает меня на сиденье из стороны в сторону. Я превысил высоту начала перевода машины в горизонтальный полег на тысячу двести метров. «Скайрокет» закусил удила. Я слежу за цифрами в окошке счетчика секунд продолжительности работы ЖРД — сейчас счетчик показывает 121. После каждого щелчка счетчика цифры как бы уходят за приборную доску. Осталось только 121 секунда работы ЖРД, то есть до полного выгорания топлива всего полминуты. Мне остается только продолжать полет до тех пор, пока отсчет секунд не прекратится и горизонтальный полет не закончится. Осталось только полминуты. Следуй заданию и переведи самолет в криволинейный полет, отдав ручку плавно от себя и доведя перегрузку до 0,7G, за разворотом последует последняя скоростная площадка.

Я начинаю переводить самолет с режима набора высоты в горизонтальный полет. Покачивание становится более настойчивым. Но я упорно выжидаю окончания отсчета секунд работы ЖРД вместо того, чтобы самому выключить двигатель. Когда счетчик секунд остановится на цифре «0», покачивание закончится. Наблюдение за исчезающими цифрами секунд превращается в своего рода игру, помогающую мне выносить зловещее покачивание «Скайрокета». Я уверен, что могу продолжать полет, не изменяя летного задания, до полного выгорания топлива.

Счетчик отщелкивает секунды. Покачивание усиливается. Становится все труднее и труднее управлять самолетом, который буйно противится навязываемому ему режиму полета. Машина, которой я управляю, походит сейчас на пустую бочку в бушующем море.

— О, черт!

Это восклицание звучит, как жалоба. Я смотрю на счетчик секунд работы ЖРД, — он дошел всего только до цифры 100. Как много времени надо, чтобы сжечь все топливо… Тонна топлива в минуту! Но сейчас мне кажется, что пройдет вечность, прежде чем оно выгорит. Число М = 1,32. Самолет находится почтив конце криволинейной траектории перевода с набора высоты в горизонтальный полет, а покачивание все усиливается. Игра в секунды становится бессмысленной. Я не могу продолжать играть сам с собой и ждать, пока самолет потеряет крыло. Я должен принять решение.

Совершенно очевидно, что покачивание постепенно становится все более угрожающим.

— К чертям! — вырывается у меня.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное