Один в бескрайнем небе

Как только самолет попадет в бафтинг, я буду считать, что задание выполнено. Выпустить закрылки и шасси. Самолет будет реагировать на это, как и при посадке, но здесь в моем распоряжении запас высоты, так что в случае неприятности я успею исправить положение. Но уж если ошибешься на посадке — сыграешь в ящик. Указатель скорости показывает 320, 300… Когда же этот самолет начинает трястись? Никаких признаков бафтинга. При такой близости к срывному режиму самолет F-80 уже трясся бы, как пневматический молоток. Теперь скорость равна 290. Нос самолета слегка вибрирует, а затем машину начинает плавно покачивать из стороны в сторону. Кажется, что качаешься в гамаке. Что это такое, черт возьми? Какая ненормальность в конструкции может вызвать такую несуразную реакцию? Я ничего не могу поделать, и теперь самолет управляет мною, спокойно покачиваясь из стороны в сторону, из стороны в сторону… Ни один самолет, на котором мне приходилось летать, не реагировал так. Раскачивание усиливается. Собираюсь обратиться к сопровождающему меня летчику и чувствую, что у меня пересохло в горле… Но раньше чем я успел вымолвить слово, ко мне донесся голос Эвереста:

— Мне кажется, что вы чрезмерно рискуете.

— Сейчас прекращаю и иду на посадку.

Быстро увеличиваю тягу двигателя, и покачивание затухает. Но зачем прекращать? Ведь это дьявольски интересно!

Пожалуй, мы со «Скайрокетом» подружимся, хотя управление этим самолетом вызывает чувства, совсем не похожие на те, которые я испытывал, летая на других самолетах. «Скайрокегу» приданы размеры истребителя, но управляется он скорее, как транспортный. На самом деле это ни транспортный самолет, ни истребитель — он результат скрещивания. На его основе разовьется новая порода самолета, которая воплотит в себе все лучшие характеристики «Скайрокета» и открытия, выпавшие на его долю, отбросив все остальное, как шелуху.

Задание выполнено — осталось только сесть, а непредвиденное так и не случилось.

— Эй, Джин, готов идти на посадку? — спрашивает по радио Эверест, обращаясь ко мне.

— Да, идем.

На земле Кардер, приникнув к микрофону, облегченно вздыхает:

— Ну и парни…

Эверест смеется, а Кардер спрашивает меня:

— Сколько осталось топлива, Билл?

— Двести двадцать.

— Лучше возвращайтесь.

С вышки управления полетами перебивают наш разговор, не дожидаясь запроса, — оттуда тоже внимательно следят за полетом:

— Самолет ВМС номер 973, вам разрешается посадка на дно озера с использованием посадочной полосы фирмы Дуглас «восток — запад», посадка на запад. Ветер западный, 24 километра в час.

Сейчас солнце позади, горы слева. Теперь остается только совершить посадку. Я знаю, что зрители на земле затаили дыхание.

Делаю заход на посадку. Она должна быть выполнена хорошо, Бриджмэн. Выдерживай скорость немного больше той, на которой самолет раскачивается. Мысль о покачивании над землей заставляет меня поморщиться. Но покачивание все равно начинается, едва я выпускаю закрылки. Я ничего не могу поделать, и самолет покачивается из стороны в сторону на небольшой высоте над дном высохшего озера, несясь со скоростью 400 километров в час. Мускулы напряжены до предела. Немного увеличиваю давление на ручку управления. Не сильно! Самолет чувствителен. Спокойно. Убрать тягу двигателя. Руки работают как-то независимо от меня. Плавно выравниваю. И все же самолет продолжает покачиваться, быстро приближаясь к земле. Откуда у него такая скорость? Он все еще летит на скорости… сколько там? 320 километров в час. Я плавно беру ручку управления на себя, и вдруг покачивание прекращается. Но у меня получилось высокое выравнивание.

— Вы на высоте трех метров, Билл.

Замечание Эвереста пришло прежде, чем я исправил ошибку, и меня раздражает его подсказка.

И точно по инструкции элероны становятся малоэффективными при посадке. Бог мой, подумать только, с какой быстротой он несется! Вот и земля! Мягко, как перышко, «Скайрокет» касается земли, а ведь скорость, с которой он пробегает по посадочной полосе, в два раза больше скорости F-80. Тормози, Билл, тормози.

Эверест одобряет посадку:

— Бьюсь об заклад, вы пожелаете, чтобы все посадки были такими же, как эта.

Да, это, вероятно, лучшая посадка из всех, какие я когда-либо совершал.

Бешеная скорость пробега самолета по серому глинистому дну озера погашена, он останавливается. Вдали клубится пыль — ко мне мчатся автомашины.

* * *

Мне показалось, что в кабине стало очень жарко. Теперь, когда полег окончился, я вдруг понял, что защитный шлем тисками сжимал мне голову, а кислородная маска прищемила кожу на лице. Как можно скорей надо освободиться от этого. Я открыл фонарь, снял маску и стал вдыхать чистый воздух пустыни с такой жадностью, с какой истомившийся от жажды странник пьет холодную, свежую воду.