Читаем Один в океане. История побега полностью

Другой вопрос: «Почему тебя не тронули акулы?» – тоже поставил меня в тупик. Пришлось показать амулет и сказать, что он охраняет от акул. Мне тут же поверили, но посыпались еще более сложные вопросы. Дети экзаменовали меня сразу в науке, религии и философии. Мне очень хотелось до конца выдержать этот экзамен. Их отец не говорил по-английски и от полного непонимания питал ко мне уважение. Они пригласили меня к себе. Мы около часа шли по песчаному берегу лагуны, пока не дошли до их дома. Это оказалось большое бунгало на сваях среди высоких пальм – такие я видел в фильме о Новой Гвинее. Мы поднялись на высокое крыльцо и вошли внутрь. В доме не было электрического света, и кто-то из взрослых зажег керосиновую лампу. На стенах запрыгали большие тени от бегающих детей – их уже было не менее десятка. Меня обступило множество темнокожих людей, они смотрели на меня с таким любопытством, как будто я прибыл с другой планеты. Я сидел на скамье за дощатым столом, почти как в том, ином мире, в котором был несколько часов назад, – и мог только улыбаться им в ответ. Обстановка вокруг меня была настолько невероятной, что мне хотелось ущипнуть себя, чтобы проверить, не сон ли это. Мне казалось, что я нахожусь не то в избушке Бабы-Яги, не то в жилище гномов, где-то меж гигантскими корневищами, не то в какой-то волшебной пещере, а может быть, вообще на другой планете. С потолка что-то свисало, из углов опускалась огромная паутина – позже я узнал, что это были противомоскитные сетки, слабый свет лампы подсвечивал снизу черные лица. Постоянно движущиеся тени на стенах, пристальные взгляды множества глаз, говор на незнакомом языке, фантастические вопросы – все это напоминало какой-то колдовской мир. Крошечные черные создания – это были дети – ходили голыми, они копошились где-то и вверху, и внизу под столом, и чуть ли не по стенам. На всякий случай я старался по возможности не смотреть на те их места, где могли быть рожки и хвостики. Иногда откуда-то из темноты плавно накатывались и проносились по комнате огромные фосфоресцирующие волны, стены бунгало угрожающе кренились, пол уходил из-под моих ног, но никто кроме меня этого будто не видел и не выражал никакого волнения.

Пожилая женщина, хозяйка бунгало, подала мне какой-то местный горячий напиток. Только отхлебнув несколько глотков, я почувствовал, как сильно хочу пить. Когда я выпил все, что оказалось в чайнике, хозяйка, нисколько не удивившись, поставила на огонь целое ведро. Я продолжал пить стакан за стаканом, но от еды отказался – полость рта еще сильно болела.

Старшая девочка, та самая, что была на берегу, навела порядок несколькими уверенными командами и взялась вести наш разговор. Поначалу он напоминал разговор двух сумасшедших. Пропасть нашего непонимания была равна пропасти между мирами, из которых мы пришли. Но если физическое расстояние между нами было преодолимо, то выстроить мост между нашими сознаниями мне было не под силу. У островитян было, мягко говоря, смутное представление о внешнем мире, и они никак не могли понять мотивов моего поступка. Я стоял перед ними, как нечто абсолютно абсурдное, выбивающееся из их ясных и устоявшихся представлений, и они напряженно и неутомимо старались поскорее вогнать это выскочившее звено в цепочку связей их мира.

Их вопросы ошарашивали меня. С напряжением и усилием я старался ответить, но воспринять мои ответы они были просто не в состоянии. Тогда девочка взяла на себя роль психолога. Каким-то внутренним чутьем она ухватила примерный духовный уровень пришельца с другого края света. Она задавала вопросы так, как врач разговаривает с сумасшедшим, – со всей возможной для такого случая вежливостью, чтобы исключить любые непредвиденные обиды. Ей удалось нащупать нечто общее, понятное для обеих сторон, и наконец весь разговор принял более-менее осмысленные очертания, войдя в русло обычной человеческой логики. Если вопрос казался нашей переводчице излишне прямолинейным, она поднимала глаза к потолку и переводила его сначала на свой, понятный ей одной язык, как бы приноравливая его ко мне из личного опыта общения со мной, – и уже после этого задавала его по-английски. Я излагал мысль, как бы советуясь с ней, она снова поднимала глаза к потолку и переводила ее, не дословно, а со своими дополнениями. Я видел, что эта маленькая филиппинка понимает меня так, будто я пришел к ним из соседней деревни. А когда мои ответы в ее переводе вызвали дружный, одобрительный хохот островитян, я стал относиться к своей покровительнице с еще большим почтением.

Бунгало наполнялось все новыми гостями. Я чувствовал себя с ними легко – они были простые и добрые люди. Снова и снова меня расспрашивали об акулах. Интерес к моему амулету – он висел на шее – все возрастал, и даже я сам стал больше верить в его магическую силу. Еще раз мы вспоминали первую встречу на берегу лагуны, и все смеялись над тем, как они приняли меня за привидение. Белый человек не появлялся здесь уже много лет, а со стороны океана – вообще никогда за всю историю острова.

Перейти на страницу:

Все книги серии Где наши не пропадали

Один в океане. История побега
Один в океане. История побега

Эту историю часто называют одним из самых ярких и опасных приключений ХХ века. Слава Курилов, профессиональный океанограф, хотел увидеть весь мир, а родная страна не пускала его дальше своих границ. Тогда он посреди океана спрыгнул с борта круизного лайнера. Он выплыл. «В каком-то смысле он воплощал в себе одновременно и гумилевского читателя, и его же героя, бросающего вызов судьбе… Русской интеллигенции не след забывать своих героев: их не так много. Тот, кто прочтет эту книгу, никогда не забудет страниц, в которых Слава Курилов, покрывшийся за три дня и три ночи одинокого плавания светящимися микроорганизмами, скользит в тихоокеанской ночи, каждым своим движением поднимая ворохи огня; вот он, образ вечного мятежника» (Василий Аксенов).

Слава Курилов

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза