Один в Океане

Время от времени море посылало мне какие-то знаки — странные сны, настойчивую мысль или острое чувство в сердце. Мне нужно было суметь это прочесть и понять, как-то ответить, но я не знал как. Это непонятное долго оставалось во мне неразрешенным вопросом. Делиться с кем-нибудь или просить совета было бесполезно, я был окружен людьми с жестко-рациональным мышлением и в ответ обычно слышал: «Ты что, рехнулся? Выброси это из головы и живи как все».

Ближайшие родственники и все их предки оказались безнадежно сухопутными людьми. На всем земном шаре, пожалуй, не найдется города более удаленного от моря, чем город моего детства Семипалатинск. Я пересмотрел все фильмы, перечитал все книги, выслушал все рассказы о море, и мне всего было мало. Когда я впервые увидел парусник на картине, я почувствовал настоящий священный трепет. Днем и ночью я бредил морем. Я мечтал об океанских плаваниях, о тайфунах, кораблекрушениях, коралловых рифах, о тихих лунных ночах в тропиках. Я знал, что тоска по морю не оставит меня, пока я буду вдали от него. Вывод напрашивался сам собой: я должен стать моряком. Но отец сказал на это: «Закончи техникум, отслужи армию, и блажь пройдет». Родителям хотелось видеть меня дипломированным инженером. Только я один знал совершенно точно, что никогда не стану не только дипломированным инженером, но и по-настоящему взрослым человеком.

Я рано начал читать, но не для развлечения и не из любопытства — в книгах я искал ответы на свои бесчисленные «почему». В библиотеке Дома пионеров, куда я ходил за книгами, добрая немолодая женщина снимала с полки томик: «А ты читал это? Нет? Замечательная вещь. Я очень советую», — и подсовывала мне что-нибудь вроде «Сталь и шлак» или «Кавалер Золотой звезды», а мне приходилось их читать, надеясь на большую удачу в другой раз. Потом эта добрая женщина упала с высокой приставной лестницы, когда полезла за книгой, и попала в больницу. Новая библиотекарша разрешила мне выбирать книги самому, и я добрался наконец до «Острова сокровищ», «Графа Монтекристо» и «Робинзона Крузо». Я глотал книги о путешествиях одну за другой и думал, что набираюсь опыта. Однажды я сидел на сеновале у себя дома в Семипалатинске и запоем читал очередную книгу. Очень ясный, негромкий внутренний голос произнес: «Брось читать и начни действовать». Первый раз в жизни я столкнулся с чем-то необычным. Сначала в моей голове наступила полная тишина. Это был или отчетливый шепот, или ясно высказанная мысль. Я даже обернулся, но вокруг меня никого не было. Это была не просто фраза, а глубокое внушение с исчерпывающим объяснением. От неумеренного чтения еще больше глупеешь. Чтение развивает поверхностную эрудицию и ненужное самомнение, формирует то обманчивое «я», которое будет большим препятствием на Пути и которое нужно будет непременно уничтожить. Словом, в коротком внушении я получил урок: «Не читай, а испытай». Мне было тогда лет четырнадцать-пятнадцать.

В пятнадцать лет я убежал из дома в Ленинград, чтобы попасть юнгой на корабль, как это было принято у моих героев. Но увы, я родился не в то время и не в той стране. Я не мог отправиться в плавание сразу по трем причинам: у меня не было визы, не было ленинградской прописки и я был несовершеннолетним. Там я впервые увидел море. Это был Финский залив. Я вошел в одежде в воду по пояс и дал себе клятву, что вернусь.

Море

Я не сомневался, что после окончания школы поступлю в мореходное училище и буду штурманом дальнего плавания, но на медкомиссии обнаружилось, что у меня развивается близорукость. «Молодой человек, о море даже не мечтайте. Ни в гражданский, ни в военный флот вас никогда не возьмут», — сказал мне врач. Это меня так потрясло, что я больше не хотел жить. Несколько месяцев я мучился, как раненый зверь, пока не узнал, что в институтах страны есть факультеты океанологии, куда принимают студентов с небольшой близорукостью. Я учился тогда в седьмом классе. Мне пришлось ждать еще четыре года в автодорожном техникуме и три года в армии, прежде чем я смог приехать в Ленинград поступать на факультет океанологии. Узнав, что меня приняли, я почувствовал себя на седьмом небе: «Я буду океанографом, буду плавать по морям и океанам, я добился всего, чего хотел!»

Тогда я думал, что, если буду изучать океанографию, моя жизнь будет связана с морем и что даже если и придется сидеть в кабинете, то море уж конечно будет плескаться у самых окон. Позже я убедился, что океанография — это папка с цифрами. Можно быть океанографом, в глаза не видя моря и находясь к нему не ближе, чем астроном к планетам и звездам.

Нас, студентов-первокурсников, будущих океанографов, с головой окунули в бесконечные таблицы с цифрами, диаграммы и чертежи. Если бы среди цифр и формул изредка не попадались слова «приливы», «течения», «волны», я бы думал, что занимаюсь бухгалтерией или счетоводством.