Один в Океане

Еще раньше я заметил, что море ведет себя как-то странно. Меня так и подмывало подняться и посмотреть, что там происходит. И вот я закончил работу, рванулся по трапу наверх, на палубу, и побежал к борту судна.

«Такого не может быть!» — невольно прошептал я. Но это было. Море исчезло. Под нами была бездна, усыпанная яркими звездами. Созвездие Ориона, перевернутое, оказалось далеко внизу. Плеяды были и над головой, и в глубине бездны, под днищем судна. Корабль плавно парил в пространстве в центре одной гигантской сферы. Поверхность моря была неподвижна и совершенно прозрачна. Было очень тепло. Густой неподвижный воздух, пропитанный ароматами моря, хотелось потрогать рукой. Все вокруг нас было залито прозрачным звездным светом. Тени мачт и надстроек судна висели прямо в пространстве. Линии горизонта не было видно. Звезды сверкали везде: и внизу, и вверху. Чуть впереди на носу судна из ничего появлялись светящиеся нити и тут же рассыпались множеством огоньков. Временами откуда-то снизу, из-под днища судна, вспыхивало яркое зеленоватое свечение. Машину остановили. Корабль мягко скользил по инерции. Стало очень тихо. У носа судна послышался нежный рокот бурунов. Периодически множество фосфоресцирующих искр превращали буруны в россыпь огней, а тот же загадочный яркий источник окрашивал буруны мертвым матово-зеленым светом. Я пытался найти этот источник, заглядывал вниз и с правого, и с левого борта, но взгляд проваливался в бездну, и я видел только звезды.

Ни малейшего дуновения ветерка. Очень тихо. Я напряг слух: не слышен ли шорох движения звезд?

Мачта чуть качнулась — это на палубе заработала лебедка, вбирая в себя часть троса.

На корме, за бортом, где трос с гирляндой приборов уходил в ничто, появилась стая парящих в пространстве рыб на фоне звезд. Трос, двигаясь, высекал спирали фосфоресцирующих огней, что и привлекало зрителей-рыб.

Между Большой Медведицей вверху и ее зеркальным отражением внизу были видны непрерывные вспышки молний. Откуда они, если нет облаков?

Корабль лег в дрейф и завис в пространстве. Набегавшись от носа к корме и от борта к борту, я взобрался на мачту, удобно устроился и оказался в самом центре Вселенной. Скопление звезд у Млечного Пути в одной стороне неба было ярче, создавало густые тени. Там, внизу, среди звезд, я увидел и собственную тень.

Шел час, другой, третий. Прямо из ничего — там, где должна была находиться линия горизонта, — рождались все новые и новые созвездия.

Обычно Венера протягивала тоненькую светящуюся дорожку к борту судна, но на этот раз струйки света вперемежку с маленькими звездочками вертикально стекали вниз, к той, другой, Венере.

Яркое зеленоватое свечение периодически вспыхивало под днищем судна с обоих бортов. Сполохи молний среди звезд слабо высвечивали черту горизонта, как будто там шла война с инопланетянами.

Под утро звездный свет погас, а на востоке стал медленно растекаться густой бордовый цвет, окрасивший поверхность воды багряными узорами. И следом за ним, закрывая гигантское ночное представление, показался краешек солнца, окончательно разделивший Вселенную на море и небо.

Очарованный странник

«Путь» — увлекательная книга, и ее, несомненно, оценят по достоинству читатели самых разных пристрастий. Перед нами рассказ человека, преодолевшего почти неодолимые препятствия, свидетельство его духовных поисков, прозрений и, наконец, просто хорошая литература. Каждый читатель может найти в ней отголоски некогда пережитого. Кто не мечтал в детстве о дальних морях и странах? С годами несбыточное забывалось, но для автора этой книги не существовало понятия «несбыточное».

Слава Курилов совершил свой побег в тридцать восемь лет, и первый вопрос, который ему задали на острове Сиаргао, был: «А зачем?» В книге мы находим несколько ответов на этот вопрос. Он жил в стране, превращенной в гигантскую тюрьму, в жестоком замкнутом пространстве: «Жить в атмосфере ненависти и страха — медленное самоубийство». Казалось бы, ответ прост, все ясно и отчетливо, как на черно-белом снимке, но для автора книги «Путь» это лишь первое и поверхностное объяснение. Прошлое в его прозе постепенно обретает цвет и глубину, воспоминания о черноморской Аркадии — это память о счастье. Слава не раз задавался вопросом о причине своего побега, размышлял об этом и нашел другой ответ: «Это не был побег в прямом смысле — из тюрьмы, от чумы или от долгов… Побег с корабля был духовным испытанием, научно-мистическим экспериментом или познанием себя — как угодно».