Один в поле воин

— Я ничего не умею. Матушка меня не приучила к труду. Пока была прислуга — то она всё делала, а как денег не стало, то нам люди из ближайшего села помогали. Мужики дрова рубили, женщины еду готовили. Отец им за это редко платил, поэтому вскоре помощь прекратилась и вовсе худо стало.

— А чем же вы с сестрой и матерью занимались, чтобы прокормить себя? — спросил я, недоумевая, что же у меня за семейка такая.

— Матушка письма своему отцу, братьям и лорду Селвишу писала, чтобы Аннет и меня выдать замуж, но желающих взять нас в жены среди низших дворян в этой и соседней провинции не оказалось. Им только невесту с большим приданным подавай…

— Погоди-ка, погоди-ка, — перебил я, — то есть вы сидели, как клуши и ждали, что вас выдадут кому-то замуж, а сами не трудились, и не делали ровным счетом ничего для своего благополучия?

— Мы же были дворяне, а значит, марать свои руки черной работой нам не пристало. Так мне матушка всегда говорила.

— Идиотка твоя матушка! — зло выругался я.

— Ризольда, как ты отзываешься о матушке! — возмутилась сестра.

— Ладно. Хорошо, про чёрную работу я понял. Почему ты не выучилась чтению и письму, раз матушка умела это делать?

— А что, так можно было? — искренне удивилась Виолетта, — чтению и письму учат в специальных интернатах и при храмах. Как бы я сама обучиться смогла?

— Да, проще простого. Надо быть безмозглой курицей, чтобы не понять, как читать и писать. Разобраться можно после нескольких несложных уроков.

— Ты меня научишь? — тут же загорелась Виолетта.

— Нет! — наотрез отказался я.

Причина была не в том, что я не хотел. В моем случае все было гораздо сложней. Я понимал значение написанных слов и услышанной речи, не читая сами символы и не зная их звучания и точного произношения. У меня происходила автоматическая конвертация смысла. Пожалуй, я был единственным, кто не мог обучить других и Виолетту в том числе. Однако я знал, кто бы это мог сделать! Ральф. Он обещал мне помочь. Ему я Виолетту и сплавлю.

— Короче, иди, пройдись прямо сейчас по городу и узнай, не предлагает ли кто работу? — строго потребовал я у сестры, — если там будет требоваться умение читать и писать, я попрошу одного человека тебя научить. Поняла?

— Поняла, — опустив глаза, ответила сестра.

Меня аж зло разбирало. Дворяне, твою мать. Руки им марать не пристало! Вот и передохли, как мухи, когда в рот готовую еду с ложечки перестали класть. А эти безмозглые, малолетние невесты, только о принцах и думают, да на спине с раздвинутыми ногами лежать и умеют. Замуж им. Иди работай! Паразитское отрепье. Я Виолетту от горькой судьбы бесправной рабыни хотел уберечь, а ей другого и не надо. Зачем самой что-то делать? Она лучше под мужем полежит или под господином. Занятие не пыльное, только подмыться не забывай. Такое я терпеть не собирался. Не найдет работу в городе, будет на меня ишачить прачкой. Ишь мне, белоручка выискалась! Как минимум, пусть научится в цифрах и письме разбираться. Сядет в гильдии вместо Ральфа, а я его в свою команду возьму и буду с ним деньги зашибать. Нечего ему за стойкой столбом стоять. Мне опытный помощник нужен, чтобы на местности и в тонкостях жизни авантюристов разобраться.

Выпроводив Виолетту искать работу, сам я отправился за город. Быстро дошёл до южных ворот, а там непонятное столпотворение. Кроме стражи на проходе толпились какие-то оборванцы и попрошайки, странные, немытые и подозрительно выглядящие личности. Стража отказывалась пускать бичей в город и те в несколько глоток шумно возмущались, утверждая, что они обычные путники из соседней провинции и пожалуются лорду Селвишу на произвол городской стражи. Я быстро прошёл сквозь шумную толпу, спасаясь от мерзкого запаха мочи, гнилых зубов и многодневной немытости за прижатым к носу рукавом. «Ну и свиньи!» — подумал я, нечего этому сброду в городе делать. Всё правильно стража делает. Гнать их подальше, а еще лучше надеть на пики и прикопать в яме у леса. Меня самого удивили мои мысли. Откуда такое презрение к малоимущим и попрошайкам? Неужели во мне на секунду проявилась истинная Ризольда?

Чтобы не рисковать, я взял с собой на прогулку, набитый медяками кошель. В гостинице его мог украсть кто угодно, просто подогнав под окно моей комнаты телегу и запрыгнув с её крыши в открытое окно или вскрыв отмычкой несложный замок. Надежно спрятать в комнате деньги было негде, поэтому я решил, что будет лучше, если я возьму их с собой. Но этим я, сам того не желая, спровоцировал мутных личностей, обратить на себя внимание.