Один вечер в Амстердаме

– Волнуешься из-за меня? Или Зеф не дает покоя? – улыбнулась Эльза. – Не стоит. Он окончательно повержен: ни Маргариты, ни базы, ни Генриха. У него нет ничего.

– Это и беспокоит, – покачала головой Габи и обняла ее. – Ему нечего терять. Он может вести себя так нагло, насколько осмелится. А человек, которого прижали к стенке, как тебе известно, начинает брыкаться. Останься, – попросила она. – Не уезжай из поместья, так будет безопаснее.

– Нет, – отвергла это предложение Эльза. – Мне нужно вернуться за Максом. И навсегда похоронить ван дер Ассена.

– Могу организовать твое убийство, – засмеялась Габи. – А если пожелаешь, то и по-настоящему.

– Не так я планировала завершить деятельность. Хотела просто уйти в тень, исчезнуть. Мы уже присмотрели с Максом дом на Карибах, как вдруг Зеф начал юлить, связался с агентами. А потом всплывает Шарлотта, которая все это время была рядом, рассказывает Зефу о Рите… Смерть Павла перевернула все внутри. Я испугалась. – Эльза погладила Габи по щеке и поднялась. – Раньше, дорогая, я не боялась. Ни разу это чувство не посещало меня с того момента, как я оказалась в доме Генриха. Бывали встряски, но страх – нет. Однако в тот момент, когда Павел упал замертво, я поняла, что боюсь. Сейчас стало легче, но я не могу допустить, чтобы страх вернулся. Он не дает дышать, сковывает, убивает. Ты можешь делать, что пожелаешь, но лично я ухожу. Нельзя быть лидером и хранить ужас внутри себя. Я насытилась и хочу покоя.

– Не рано ли? – неодобрительно хмыкнула Габи. – Сколько тебе? Сорок пять?

– Ты поняла, о чем я говорю, – сказала Эльза и направилась к выходу, но повернулась и сложила ладони у груди. – Все, что я прошу, – это присмотреть за Ритой до моего возвращения. В сравнении с нами она всего лишь беззащитный ребенок. Дороже ее у меня нет никого.

Поднявшись в комнату, которую занимала дочь, она со страхом обнаружила, что Рита исчезла. Выбежав в коридор, Эльза собралась звать на помощь, но вздохнула с облегчением, заметив, что она выходит из соседней комнаты, в которой был балкон, с него открывался потрясающий вид на сады поместья.

Увидев маму, Рита в нерешительности остановилась, потом быстро подошла к ней и обняла.

– Представить не могу, что папы больше нет, – сказала она. – Расскажи мне еще раз, как это произошло? Неужели из-за меня?

– Не смей даже думать об этом! – Эльза встряхнула дочь за плечи. – Ты не имеешь никакого отношения к смерти Павла.

– Мама, если бы я…

– Так случилось. Смирись, но знай, что я всегда с тобой, – шептала Эльза, с нежностью прикасаясь к Рите. – И никогда тебя не оставлю.

Глава 30

Зеф Ноли поселился в том же отеле, в котором останавливался во время своего последнего визита в Амстердам, но не в тот день, когда имел кратковременную встречу с Эльзой, а когда Пирро следил за де Фризом. Уже второй день он не выходил из номера, просто пил и никого к себе не впускал. Даже горничная не решалась подойти к двери и спросить, можно ли сделать уборку. Впрочем, Зеф не мусорил, ни с кем не ссорился, вел себя тихо, почти незаметно. Он лишь опустошал бутылки со спиртным и размышлял о своей жизни.

Странно, но Зеф не мог вспомнить ни одного дня, когда был бы по-настоящему счастлив. Зато печальных событий в его прошлом было очень много. О них он хотел забыть, но не мог. Воспаленный мозг, вступив в тесную связь с алкоголем, постоянно возвращал Зефа в те моменты, при мысли о которых все внутри содрогалось. Он ошибочно полагал, что выпивкой сможет заглушить внутренний голос, который нашептывал о неудачах, ошибках и прочих грехах. Если составить список прегрешений, то он вряд ли вместился бы в самую толстую тетрадь, которую можно купить в канцелярском магазине. Зеф посмотрел на почти пустую бутылку и покачал головой. Виски осталось слишком мало, чтобы подавить голос совести. Впрочем, не совесть тревожила его. Нет, он не испытывал вины за то, что делал, он горевал о том, чего не смог сделать. Конечно, если бы ему разрешили вернуться назад в прошлое, он построил бы свою жизнь по-другому. Наверное, улыбнулся Зеф, это отговорка всех, кому предстоит отвечать за свои поступки. Но если бы было возможным убрать последние сорок лет, он, как художник, разукрасил бы свое будущее радужными красками, не допустив той ситуации, в которой сейчас находился. Как глупо он загнал себя в угол! От осознания бессилия хотелось рыдать, но Зеф не смог проронить ни слезинки. Лишь хмурился и вздыхал, только так он мог выразить свое поражение. А в том, что он проиграл, Зеф не сомневался. И дело было не в Интерполе и не в том, что ожидает его впереди, а в проигранной жизни. Он лишился самого дорогого подарка, который когда-либо получал. То, что он бездарно распорядился своими талантами и возможностями, безусловно, злило. Но еще большее раздражение вызывала мысль, что он позволил ушлым агентам захватить себя врасплох и сыграть на чувствах.