Один вечер в Амстердаме

В голосе дочери было столько отчаяния, что Войтович зажмурился, внутренне содрогнувшись от ее боли.

– Солнышко, – он притянул Риту к себе. – Я не знаю, что сказать, так как сам не понимаю, что происходит. Знаю только, что Марина позвонила несколько минут назад и попросила ее принять.

– Она спрашивала обо мне? – жалобно прошептала Рита, и Войтовичу захотелось солгать, чтобы немного смягчить удар, однако он не посмел.

– Не спрашивала, – ответил он, но тут же начал оправдывать Марину: – Мы толком и не поговорили. Только договорились о встрече.

– И где она была все это время?

– Мне кажется, что она сама желает рассказать об этом. – Войтович ласково погладил дочь по спине. – Ты останешься?

Рита поднялась, подошла к зеркалу и снова принялась расчесывать волосы.

– Нет, – ответила она, и вдруг лицо ее осветила улыбка. – У меня другие планы.

– Рита, это ведь мама, – медленно проговорил Войтович. – Она нашла нас.

– Я не хочу говорить о ней. У меня возникло чувство, будто мы беседуем о чужой женщине. Я понимаю, что она – моя мама, но не упрекай меня за нежелание встречаться с ней.

– Я не упрекаю, – быстро сказал Войтович.

– Где она была все это время?! – Рита повысила голос, задав вопрос, который уже срывался с ее губ несколько минут назад. – Почему появилась только сейчас? Пусть тебе объясняет свое отсутствие, мне же ни к чему слушать оправдания. По крайней мере, сегодня я не готова увидеться с ней.

– А когда будешь готова?

– Не знаю, – Рита неопределенно пожала плечами и посмотрела на отца. – Ты ожидал, что я поведу себя по-другому? Хотел увидеть, что я, как щенок, буду прыгать от счастья? Я и прыгала бы, если бы мне было десять лет. В двадцать я плакала бы от обиды, а сейчас она мне безразлична. Я забыла ее. Не помню, какая она, какого цвета у нее волосы, как она пахнет. Я ничего не помню о ней и не хочу с ней видеться. Считаешь, я поступаю по-детски?

– Отнюдь, – Войтович поднялся и направился к выходу. – Это твое решение, которое я не намерен оспаривать. Делай, что считаешь нужным.

– Спасибо, – бросила вслед Рита, а когда за отцом закрылась дверь, упала на кровать и уткнулась лицом в подушку.

Она долго лежала в тишине, не понимая, что творится у нее в душе. Потом поднялась, надела платье и выбежала из квартиры, словно боялась, что мать приедет раньше, чем обещала, и застанет ее. Рита не хотела встретиться с ней, но также она знала, что за одно прикосновение маминых рук готова отдать все.

Противоречивые чувства разрывали ее изнутри, и, убегая из дома, Рита на самом деле пыталась сбежать от себя. На улице она подумала об алкоголе, чтобы, как в старые времена, с его помощью выстроить стену между собой и происходящими в ее жизни событиями. Однако не позволила себе переступить черту, за которой начиналось саморазрушение, и быстро избавилась от мыслей о выпивке. Чтобы как-то расслабиться, она поехала в центр и долго бродила по шумным улицам, чувствуя, как покой постепенно возвращается в ее душу.

Марина приехала через час после ухода Риты. Войтович был крайне удивлен и раздосадован реакцией дочери, но, оставшись наедине с собой, понял, почему та повела себя столь категорично. Сам он в отличие от Риты был настроен по-иному. Он хотел задушить Марину в объятиях, а потом навсегда выгнать ее из своей жизни.

Когда раздался звонок, он с тоской посмотрел на дверь и помедлил несколько секунд, будто страшился увидеть свое прошлое. Потом распахнул дверь и отошел в сторону, пропуская Марину внутрь. Сделав несколько шагов вперед, она остановилась в светлой прихожей и осмотрелась. Поняв, что в квартире, кроме них, никого нет, улыбнулась и с печалью посмотрела на Войтовича.

– Здравствуй, – сказала она, без тени смущения разглядывая его лицо. – Рада нашей встрече. Пригласишь войти или прикажешь оставаться здесь?

– Проходи. – Войтович указал рукой в сторону гостиной. – Что предложить тебе выпить?

– Ничего, – отказалась она, изящно устроившись в кресле и поискав глазами место, куда поставить сумочку. – Присаживайся.

– Не стоит вести себя здесь как хозяйка, – разозлился Войтович на ее уверенное поведение, но все же присел, отчего пришел в ярость еще больше.

Меньше всего ему хотелось выглядеть лишенным самообладания муженьком, которого смутило неожиданное появление жены. Он оперся о спинку дивана и без интереса посмотрел на Марину, демонстрируя полное владение собой и ситуацией.

– Как мне к тебе обращаться? – спросил он. – Марина или Эльза?

– Предпочитаю, чтобы ты звал меня Эльзой.

Одной лишь фразой она дала понять, что они уже давно перестали быть мужем и женой и превратились в чужих людей.

– Вряд ли у меня получится, – Войтович поднялся и подошел к столику со спиртными напитками, решив, что все-таки нуждается в поддержке.

– Зачем тогда спрашивал? – За его спиной послышался тихий смешок, и он резко обернулся.