Накануне мы совершили поход по бутикам, нам обоим понравился магазин Николь Миллер, но в округе десятки потрясающих маленьких магазинчиков. Мы вели жаркие споры с продавцами о том, кто сейчас самый модный новый дизайнер. Я выступал за Тома Форда, который возглавил тяжеловесный старый дом Гуччи и вызывает небывалый интерес (особенно среди американцев); его одежда, как мужская, так и женская, шикарна, сексуальна и элегантна. Они, глупые, стояли за Галлиано, Марси нравится Исаак Мицрахи и его «забавные веселые цвета». Очень жаль, что Голливуд сделал Армани расхожим шаблоном, поскольку по-прежнему нет никого, подобного ему; он — гений модернизма, оплот против более бестолковых элементов постмодернизма у Лакруа, Готье, Версаче, Дольче и Каббана, хотя многие из их моделей мне определенно нравятся. Но постмодернизму пока еще только предстоит породить своего гения моды, подобного Гери в архитектуре, хотя Готье вплотную подходит к этому, и кто знает, быть может, с этим справятся Галлиано или Маккуин. Замечательный обед — какая-то рыба, не могу точно вспомнить, не знаю почему, ах, да, вино.
Прошлый вечер мы стояли перед домом Версаче и встретили очень милую пару; завязался разговор, и мы вместе отправились обедать. Постепенно выяснилось, что женщина — они оба были очень живые и чуткие, но несколько консервативные люди — собирается сделать себе татуировку. Чем больше она пила, тем больше укреплялась в этом намерении.
Мы пошли в то же место, где Марси прокалывали пупок. Я полагаю, это что-то вроде конторы, занимающейся всевозможным членовредительством на все вкусы, что-нибудь под вывеской типа «Мы уродуем». Марси весело подначивала женщину: «Ах, посмотрите на этого великолепного американского орла», — указывая на изображение размером с обеденную тарелку. Я уже начинал волноваться за эту женщину. «Ой, взгляните на это прелестное маленькое сердечко!» — размером примерно с горошину. Она остановилась на сердечке, и через две минуты все было сделано.
В понедельник снова на пляже, но на этот раз — никакого Свидетеля и никакого Одного Вкуса, только эго, слегка страдающее от похмелья. Но вода изумительная, и мы едим сандвичи и жаримся на солнце среди по большей части полуголой публики. Марси не только ходит в купальнике без верхней части, но все больше проникается духом Саус Бич, что значит отсутствием всякого духа, просто атмосферой веселья и блеска и порока. В этот вечер она решила проколоть себе оба соска. Я произнес очень серьезную речь о безответственности, после чего мы оба поспешили прямо в «Мы уродуем». Сотня долларов — и несколько картин, которые я не скоро забуду, — и у Марси в каждом соске по кольцу, которые чем-то напоминают мне нависающие вешалки для полотенец. (Каждый раз, когда я рассказываю это людям послевоенного поколения, они испытывают беспокойство, отвращение или легкую тошноту; «поколение X» говорит «Круто!».)
Завтра мы улетаем домой, но все это было забавно. И с Mapси чудесно путешествовать. Она никогда не сердится, она по-настоящему счастлива и радуется жизни, она очень искренна, но без тени серьезности. На самолете, глядя вниз, я наблюдал океан, мерцающий в Пустоте; отпуск пролетел, как чудесный сон, буквально сон.
Очередной семинар для Института Наропы. Студенты затрагивали такие темы, как сострадание в противовес дурацкому состраданию, до/над заблуждение, медитация и невроз, поразительно злобная реакция некоторых теоретиков на попытки введения интегральных представлений... Вот несколько выдержек:
СТУДЕНТ: Я обсуждал интегральную точку с некоторыми другими студентами, и они говорили, что, высказывая суждения, я демонстрирую реальное отсутствие сострадания. Я так не считаю.
К.У.: Да, в этом вопросе в духовных кругах, вероятно, существует больше путаницы, чем в любом другом. В основном большая часть затруднений происходит от смешения сострадания с идиотским состраданием — такие термины для описания этого важнейшего различия использовал Трунгпа Ринпоче. У нас в этой стране — и особенно среди представителей идеологии «нового века» — бытует разновидность безразличной уравниловки и политкорректности, согласно которой никакая точка зрения в действительности не лучше любой другой, и потому следует в равной степени лелеять их все как свидетельство богатого разнообразия. Если мы не высказываем никаких суждений о том, что лучше, а что хуже, то, значит, демонстрируем реальное сострадание. Таким образом, согласно распространенному мнению, можно либо судить, либо проявлять сострадание.