Один выстрел

Ричер про себя улыбнулся. Тон, каким она это сказала, твердо гарантировал, что через минуту-другую Эмерсон и Родин начнут умолять ее, чтоб рассказала. Потрясающая актриса.

– Вы уж поверьте мне на слово, – попросила Янни.

– Чему поверить?

– Что это не его рук дело.

– Нам требуются детали, – заметил Родин.

Янни посмотрела Эмерсону в глаза. В этот миг она была неподражаема – само воплощение ярости и смущения.

– Мы были вместе всю ночь.

– С этим мужчиной? – уточнил Эмерсон.

– С ним самым. Примерно с без двадцати двенадцать. После окончания новостей. И до того, как утром мне сообщили на пейджер, что вы обнаружили тело девушки.

– Где вы находились?

Ричер прикрыл глаза. Вернулся мысленно к разговору в гараже. Он не забыл ей сказать?

– В мотеле, у него в номере, – ответила Янни.

– Служащий не говорил, что вас видел.

– Разумеется. Мне приходится думать о таких вещах.

– В каком номере?

– Восьмом.

– Вы можете как-нибудь подтвердить ваши слова?

– Как именно? – ответила Янни вопросом на вопрос.

– Назвать особые приметы. Которые нам не видны, но вы в сложившихся обстоятельствах не могли не увидеть.

– Ну, знаете ли!

Ричер вспомнил, как зажег в салоне «мустанга» свет и задрал рубашку, чтобы показать ей монтировку.

– У него шрам в низу живота.

Ричер встал, вытащил из брюк рубашку и задрал.

– О'кей, – сказал Эмерсон.

– Удовлетворены? – спросил Ричер.

– Мисс Янни должна представить это в письменном виде, – сказал Эмерсон.

– Вы напечатайте, а я подпишу, – сказала Янни.

В комнате повисло молчание. Эмерсон порылся в кармане и вытащил ключ от наручников. Ричер протянул руки, чтобы Эмерсон освободил его запястья от браслетов.

Через две минуты Зэку позвонили. Знакомый голос тихой скороговоркой сообщил:

– Не вышло. У него алиби.

– Что дальше?

– Сидите тихо и не дергайтесь. Он почти добрался до вас. Держите порох сухим и готовьтесь его встретить.

– Не очень-то они и сопротивлялись, правда? – спросила Энн Янни. Ричер не успел захлопнуть дверцу «мустанга», как она запустила мотор.

– Я этого и не ждал. Невиновный знает, что дело шито белыми нитками. А виновный знает, что меня, отпустив, так же быстро выведут из игры, как если б упрятали в камеру.

– Почему?

– Потому что Розмари Барр – у них, и они знают – я приду за ней. Они станут меня поджидать, чтобы поиграть в кошки-мышки. Мне не дожить до утра. Это их новый план.

Они возвратились в офис Франклина и бегом поднялись по лестнице. Франклин сидел за столом, уставясь на дисплей пустым взглядом. Ричер сообщил ему про Розмари Барр.

– Как они намерены с ней поступить? – спросил Франклин.

– Хотят заставить свидетельствовать против брата.

– Ее будут мучить?

– Нет, если она сразу согласится.

– Она не согласится, – возразила Янни.

– Значит, ей придется несладко.

– Где она? – спросил Ричера Франклин. – Скорее всего?

– Там, где они, – ответил Ричер. – Но где – я не знаю.

Она была в гостиной на втором этаже. Привязанная лентой к стулу. Зэк пристально ее разглядывал. Женщины вызывали у него острый интерес. В свое время он не видел женщины двадцать семь лет. В лагере, куда он попал в 1943 году, были женщины, но мало, и они быстро умерли.

– Вам удобно? – спросил Зэк.

Розмари Барр не ответила. Ченко достал туфлю и надел ей на ногу, как продавец в обувном магазине. Затем уселся на диван рядом с Владимиром. Линский расхаживал по гостиной.

– Она свое место знает? – спросил он.

Зэк улыбнулся ему. Эту шутку понимали лишь они двое. Когда заключенные в лагерях требовали, чтобы с ними обходились по-человечески, им неизменно отвечали вопросом: «Ты свое место знаешь?» И тут же объясняли: «Твое место в дерьме». Когда Линскому в первый раз задали этот вопрос, он открыл было рот, чтобы ответить, но Зэк его оттащил. К тому времени Зэк оттрубил в лагере уже восемнадцать лет и никогда ни во что не вмешивался. Но тут он решил взять парня под крыло. С тех пор они всегда были вместе.

Линский был вором. В Западной Европе или Америке он получал бы небольшие сроки – два, от силы три года. Но советский режим считал воровство идеологическим преступлением, свидетельством примитивной и антиобщественной тяги к частной собственности. За нее полагалась быстрая и бессрочная изоляция от цивилизованного общества. Изоляция Линского длилась с 1963 года вплоть до краха цивилизованного общества, когда Горбачев ликвидировал ГУЛаг.

– Она свое место знает, – сказал Зэк. – И никуда от этого не денется.

Франклин позвонил Хелен Родин. Через десять минут она снова была у него в кабинете. Франклин сидел за рабочим столом, одним глазом поглядывая на дисплей компьютера. Хелен и Энн Янни устроились за столом, Ричер смотрел в окно.

– Нужно кому-нибудь позвонить, – сказала Хелен.

– Например? – спросил Ричер.

– Моему отцу. Он человек честный.

– Допустим, – произнес Ричер, поворачиваясь. – Но что мы ему скажем? Что у нас пропал человек? Он тут же даст знать полиции. Если Эмерсон – предатель, копы не ударят пальцем о палец. И даже если Эмерсон честен, они все равно не ударят пальцем о палец. Копы подумают – сбежала из-за того, что брат оказался отъявленным преступником и она не смогла смотреть людям в глаза.