Один за двоих (СИ)

— А ты зануда, Корд!

Брат давит окурок носком ботинка и смеется.

— Откуда ты здесь?

— Вернулся полчаса назад. Хотел поскорее тебя увидеть, пришлось порасспросить… Есть у тебя время?

Корд внимательно смотрит мне в глаза.

— Для тебя, конечно, есть.

Лежим в траве, как на перине, а над нами проносятся снежные перья облаков. Ветер шумит где-то в вышине, ветер — для самолетов, для нас — тишина: война закончилась.

Поднимаюсь на локте. Брат лежит, закинув руку за голову, во рту травинка, взгляд совсем не такой, как обычно: мечтательный, рассеянный.

— Забавно, — говорит Корд, глядя в небо, — оседлали «Черта» в самом конце компании, он бесподобен.

— Жалеешь, что закончились бои?

— Прикуси язык! — прикрикивает брат. — Нет, конечно, жалею, что не прокатил на нем тебя.

— А ты хотел? — на миг от радостного детского предвкушения сделалось жарко в груди.

— Еще бы… — он грызет травинку и улыбается, — показать Ориму с высоты в десять тысяч.

Падаю рядом, зарываясь лицом в траву. Зачем мне Орима? Зачем мне твой «Черт», пусть он будет самым-самым бесподобным истребителем?! Главное, война закончилась, и мы оба живы! Вот за это благодарю и небо, и облака, и «Чертей», поднимающих в облачное небо пилотов имперского флота…

Темное окно портала осталось за спиной. Дьявол, дьявол, ну почему? Почему ОНИ всегда показывают такое, норовят задержать в своей глубине, дарят эфемерное, призрачное счастье, ломают волю? Тысячи тренировок и тестирований впустую, я едва не остался там, в ледяной пустоте… в траве на летном поле.

Стаскиваю шлем, отираю ладонью мокрое лицо, размазывая слезы, пот и кровь из разрезанной брови. Ждите меня, нарьяги, я иду по ваши души, если они у вас есть.

Помню эту дорогу. Вырубка в старом мертвом лесу, белые скрученные стволы, почти без ветвей, кора тоже обкрошилась. Не пойму, на что они похожи: на зубы гигантских монстров, на руки мифических горгон? Рыжая земля усеяна щепой, изрыта гусеницами боевой техники. Здесь мы шли, до капища еще три дня пути… Мне снова темно и душно от ярости. Весь этот гнусный мирок следует разнести ракетами, не оставить ничего живого, лишь голую дымящуюся землю.

Иду, спотыкаясь, по вырубке, дыхание схватывает, рука онемела ниже локтя. Пуля попала в щель между щитками, кость вроде не перебита — значит, заживет, да и лодыжка не болит, расходил. Все путем, Дан, — утешаю себя. Порталов в междумирье много, а меня никто не видел, потому они будут обыскивать все. Если Рагварна все-таки удалось убить, полковнику Логерфильду вскоре будет не до меня, да и нарьягам, ха-ха, тоже. Поэтому в Нарголлу я соваться не стану, а обойду ее десятой дорогой, пусть имперцы громят столицу (столицу? большое село) нелюдей, а мой путь пройдет по краю… Мне нужна правда и только правда — я должен узнать, кто и для чего развязал войну.

Забирая чуть влево, я иду по лесу. Помнится, невдалеке должна быть река, грязный желтый ручей, но мне сойдет и такой.

Рассвет вызолотил горизонт, когда я набрел на воду. Узкая темная полоска прорезала глинистую жесткую почву, давая влагу каким-то уродливым колючкам. Спускаюсь с невысокого обрыва, морщась от боли в лодыжке. Теперь можно отдохнуть и заняться раной, не хватает только загнуться в этой дыре от банального столбняка. Усаживаюсь на круглый валун (предварительно осмотрев на предмет пустынной живности) и скидываю с плеча ранец и ствол. Я основательно выгреб схрон, в поход отправился во всеоружии и с провиантом, которого хватит на месяц, если не жрать в три горла.

Сдираю щиток с плеча, вытаскиваю руку из рукава, зубами рву пакет первой медицинской помощи. Все проделываю автоматически. Пуля застряла в правом бицепсе, рана уже не кровит, но я не рискнул оставить все, как есть. Ковырнул ножом, скрипя зубами. Рядом сосудистый пучок, если повредить артерию, будет худо. Взял левее, под другим углом, и наткнулся на пулю. Дьявол! Кусочек свинца звякнул о камень, из раны хлынула кровь. Накладываю дезинфицирующую салфетку и затягиваю эластичный бинт, теперь инъекция анатоксина и можно заняться ногой.

Через полчаса я уже готов продолжать путь. Солнце еще не слишком высоко, но палит уже крепко, что ж тут творится в полдень? Иду вдоль ручья, здесь прохладнее, хотя компас на руке показывает, что отклонился от нужного направления. Капище на востоке, Нарголла южнее, а на северо-востоке по слухам дикие земли. Впрочем, теперь все земли севернее Нарголлы дикие: поселения разрушены, выжжены войной, лишь столица нарьягов еще держится, да в капищах прячутся безумцы, одержимые жаждой человечины.

В первое и единственное свое путешествие сюда я накрепко запомнил голую серую равнину, безжалостно выжженную солнцем, сухую, как глотка умирающего от жажды. Этот унылый пейзаж стал постоянным спутником моих кошмаров.

Ничего не изменилось, даже вблизи ручья жарко, тонкие пыльные ивы безжизненно свешивают ветки к воде.