Одинаково испорченные

Островский тоже решил рассказать анекдот.

— На крыше высотного дома сидели девочка Добро и девочка Зло и кидали камешки вниз. Девочка Зло попала в пятерых прохожих, а девочка Добро в семерых. Потому что Добро всегда побеждает Зло.

А что, мне анекдот понравился. Смешно.

— Разрешите закурить? — спросил Островский.

— Простите. Нежелательно, — грустно сказал я, есть ситуации, когда надо сразу, не стесняясь, твердо говорить нет, чтобы потом не усугублять неловкость. — Я плохо переношу табачный дым. Вообще не люблю навязчивые запахи.

Островский с интересом посмотрел на меня. Мой запрет почему-то произвел на него хорошее впечатление, будто бы подтвердились его самые положительные предположения о моей сущности.

— Я знаю об этой особенности энэнов. Занятно. Причудлива природа.

Не хотелось обижать Островского, но я действительно ненавижу табачный дым, духи, одеколоны, дезодоранты и, конечно, выхлопные газы автомобилей. Это ведь он сам спросил меня, можно ли закурить? Почему я должен был ответить согласием? Я просто сказал правду. Что тут может быть обидного?

Вот Островский и не обиделся. Мы выпили еще. Закуска была хороша. Довольно быстро мне стало ясно, что для Островского я теперь один из энэнов. Ужас, который он испытывал всякий раз, когда я заглатывал очередные свои десять граммов водки, не помешал, впрочем, поддерживать приятную беседу. Мы мило поболтали о новинках литературы, Островскому показалось удивительным, что в последнее время в киосках у станций метро появились странные книги, составленные из комментариев посетителей интернетовских сайтов.

— Их интересно читать? — спросил я.

— Обычно нет.

— Значит, они скоро отомрут. Никто и не заметит, как их заменит какой-нибудь другой проект.

— Знаете ли, мне неприятно, что литературу пытаются подменить второсортным эрзацем, — возмутился Островский, он потреблял водку правильными пятидесятиграммовыми порциями, но я не смог заметить ни малейшего признака того, что принято называть опьянением.

— Не волнуйтесь вы так, — сказал я. — История человечества — это постоянные попытки заменить литературу эрзацем, по счастью, неудачные. Прорвемся и на этот раз.

— Уважаю, — сказал Островский с чувством.

Потом мы поговорили о предстоящем завоевании Луны. Я полагал, что первую постоянную станцию на поверхности Луны построят американцы, Островский считал, что китайцы или индусы. Спорить мы не стали, каждый остался при своем мнении. Следующий вопрос поставил меня в тупик.

— А вот скажите, почему энэны так мало внимания уделяют проблеме бессмертия?

— Не знаю, — честно признался я. — Никогда не задумывался. А и верно, почему? Не знаю. Меня бессмертие не интересует, потому что… не интересует.

— Энэнов совсем не интересуют люди?

— Я-то откуда знаю? Мне сообщили, что я энэн, всего лишь неделю назад. Сомневаюсь, что мои представления о сложных философских теориях можно распространять на весь вид.

— Можно, можно, — перебил Островский.

— Продолжу. Так вот, опыта межвидового общения у меня нет, а потому я намерен относиться к людям, как привык, к хорошим буду относиться хорошо, а к плохим — плохо. что-то не так?

— Звучит разумно.

— Надо признать, что антропоцентризмом я и прежде не страдал, считал людей странными созданиями, но, как бы это сказать, без фанатизма, без заламывания рук. Равнодушен к социуму, вообще к социальным группам. Проще говоря, типичный асоциальный тип. Мне легче общаться с мыслящими индивидуумами, чем с классами и сообществами.

— Я правильно понял, что для вас хороший человек и хороший энэн равноценны?

— Да, конечно.

— А плохой энэн хуже хорошего человека?

— Естественно.

— Это очень сильное утверждение.

— Зачем вы все это спрашиваете?

— Хочу узнать вас лучше. Мне важно понять, могу ли я считать вас другом.

— Зачем вам это?

— О, это просто. Своего друга я не смогу убить ни при каких обстоятельствах. Мы — люди и энэны — союзники. Так решило наше руководство. Отлично. Меня это вполне устраивает, но мы взрослые люди и должны понимать, что договоры не вечны, приказ на ликвидацию может поступить в любой момент. И пока обстоятельства не изменились, мне хочется лично разобраться — друзья мы или так, погулять вышли?

— Ну и как? — ясно было, что главный вопрос, ради получения ответа на который Островский напросился ко мне в гости, он задал.

— Можете меня больше не бояться. Скажу больше, если вам когда-нибудь понадобится моя помощь, вы ее получите незамедлительно.

Я не понял, что побудило Островского сделать такой лестный для меня вывод. Какие-то приятные вещи можно оставлять без анализа, от этого они не становятся менее приятными.

Глава 2 1