Одиннадцать

Эрик Бутаков Одиннадцать

Глава первая Осеннее зимнее утро

«Начнем, пожалуй, как обычно – с того места, где он проснулся. Несите щипцы».

Яркая вспышка света ударила по глазам! Резанула сквозь сжатые веки! Даже больно стало левому глазу. Сильно резанула! Так-то вот спишь-спишь и вдруг – НА-а! Может быть, конечно, это было продолжение сна, но, вроде, во сне ничего не взрывалось. Откуда «НА!»? Ефим не понял. Не понял, что произошло, и как-то даже жалобно, почти по-детски, спросонья, прохны… хрипел: «Э, это… вы это… свет погасите, а!»

Перевалившись на правый бок, он натянул на голову одеяло. Стало гораздо лучше глазам, но проявились другие неудобства в ощущениях: выяснилось, что во рту пересохло, и рот пересох, и из него невыносимо тянуло перегаром – это особенно чувствовалось здесь, под одеялом. Голова гудела и кружилась, как будто он пил, не просыхая… (чёрт его знает, сколько он пил!) во включенной центрифуге! В общем, сильно гудела сволочная голова! И не ясно было, где он находится: то ли под одеялом, то ли в гробу? Но об этом даже думать не хотелось (так эта сволочь-голова гудела!), и потому он об этом не думал. Сильно хотелось в туалет. Вот что тревожило очень! Но встать не было сил, как не было сил больше терпеть! Но он терпел – не было сил подняться…

Свет погас.

«Слава Богу!» – пронеслось в голове… и он тут же уснул.

Оп, свет снова зажегся, и ещё ярче, и опять ослепил. (Видимо, Ефим уже вытащил голову из-под одеяла – там же было не продохнуть от перегара). На этот раз он ничего не успел сказать – свет тут же погас. Лишь маленький ночничок где-то тихонько горел синим огоньком, или может быть это включился телевизор в соседней комнате и отражался в полировке мебели.

Откуда-то из глубин сознания, послышалось вдруг… Заиграло в оркестровой яме, зазвенело, зацарапало по тарелкам, тромбон хрюкнул, глухо стукнули по барабану, что-то звякнуло, похоже, корабельный колокол, и кто-то спросил: «Мир готов?» Ему ответили: «Готов!» «Поехали! Раз, два три…», – сказал голос. Заиграла музыка.

Ефим узнал музыку и голос:

«Свет в начале дня, в начале жизни… Изволь!..

Боль танцует польку на дне меня!

Брысь, я ладно сшит,

Я лишь увидел смысл жить.

Прыть тупая прыть

В ногах, в душе…»

– Кать! Выключи телевизор! – громко сказала женщина за спиной.

Она лежала рядом, он это тут же почувствовал – легкое прикосновение её теплого тела к спине. Сон, как рукой… Какой сон?! Сердце заколотилось, Ефим задохнулся от неожиданности и огромного выброса адреналина – так и с ума можно сойти! «Кто это?!» А повернуться было страшновато! В туалет захотелось сильней!

– Ну, ма-ам! Я уже не хочу спать! – хныкала девочка из соседней комнаты.

– Выключи, я сказала, или сделай потише – все ещё спят! Я кому говорю? – кажется, женщина собиралась встать – кровать позади Ефима заскрипела.

– Ну, мам! Вставайте уже, хватит спать!

Женщина все же встала и пошла в другую комнату, цыкая на ходу на девочку, дескать, потише давай!

Когда женщина вышла, Ефим переключил внимание от ушных раковин и кожи спины, на другие приемники измученного спиртом организма – красные (что, естественно, не видно было в темноте, но было именно так!) очи. И кое-что сразу стало проясняться! Перед ним висела темно-коричневая, тяжёлая штора до самого пола, стояла полированная тумбочка, блестел паркетный пол. Всё с виду казенное. «Похоже, я в гостинице, – подумал Ефим. – При чём здесь Кашин и Светка? Откуда Катюха?» (Он на сто процентов был уверен, что это всё их голоса, несмотря на то, что эти голоса звучали за спиной!) Ефим стал медленно поворачиваться, как будто боялся кого-то вспугнуть или на что-то взглядом нарваться.

– Разбудила тебя Катя? – Света ласково, извиняясь за дочку, улыбалась, стоя в проеме прохода в другую комнату. Она была в белом гостиничном халате с распущенными, соломенными от природы волосами. Глаза её немного косили, как всегда бывало у неё утром. Но когда это бывало?! Светку это не портило, ей это даже шло – немного ошарашенный после… хорошей ночи видок.

– А-га, – ответил Ефим, произнося вместо «г», что-то среднее между «х» и хрипом. – Сколько время? – зачем-то спросил он.

– Уже почти без двадцати пяти восемь. У нас уже почти обед – вот она и не спит, – ответила Света, поясняя, и тут же обратилась к дочке с серьезным материнским требованием. – Сделай потише, я сказала!

– Ясно! – промычал Ефим, продолжая незаметно осматриваться.

Света наклонилась, чмокнула его в щеку, улыбнулась и пошла в зал к дочке.

Ефим соображал: