Одиннадцать сребреников

Мигнариал широко распахнула глаза и восторженно вскрикнула, когда звонкие блестящие монеты посыпались из потертого мешка на подстеленный кусок парусины, носивший почетное звание одеяла.

— Нечестно полученные деньги, — промолвил Ганс, следом за Мигнариал погружая пальцы в сияющую груду серебра и пересыпая звенящие кругляши. — Я забрался во дворец и украл эту имперскую штуковину у принца. Эти деньги — половина выкупа за нее. С другой стороны, мы раскрыли и сорвали заговор против принца, так что это серебро можно считать наградой.

— Ганс.., э-э.., мне совершенно все равно, за что ты получил эти деньги. Это ранканские монеты. Мы не просили Рэнке, чтобы они сделали нас частью своей империи. И чтобы этот принц вместе со своими наложницами хвастался перед нами своим богатством!

Ганс задумчиво посмотрел на девушку. Казалось, он вот-вот улыбнется, но вместо этого он просто кивнул. Поддавшись мгновенному порыву, Ганс протянул руку и сжал ладонь Мигнариал. Монеты звякнули.

— Молодец! А теперь давай спрячем деньги в одежде и вообще всюду, где только сможем придумать. Важно, чтобы они не звенели. Мы, конечно, можем положить их по отдельности, но можно еще увязать их в платок или в пояс и затянуть потуже, чтобы не брякали.

Мигнариал обвела взглядом окрестности.

— Ганс, ты что.., беспокоишься?

— Нет, но здесь мы одни, а скоро, я надеюсь, приедем в какой-нибудь город. Это разумная мера, вот и все. Ты, наверное, сможешь обойтись без своего передника и увязать в него с десяток монет, верно?

Мигнариал принялась за дело, одновременно поинтересовавшись:

— Ганс, а почему ты везешь серебро? Если бы ты взял выкуп золотом или обменял бы серебро на золотые монеты, их было бы намного меньше, и легче везти.

— Зато золото привлекает внимание, и его трудно разменять. С золотом я наверняка попал бы в неприятности. Ты подумай, Мигни, что бы я делал с золотом в Санктуарии? Откуда у такого «таракана», как я, может взяться золото? Золото делает человека слишком заметным. Любого человека в любом месте.

По тому, как Мигнариал посмотрела на него, Ганс понял, что она по достоинству оценила его мнение. Девушка стянула края фартука в тугой узел.

— Вот, смотри, я положу его прямо туда, и никто даже не заподозрит. — Пряча узелок с монетами, Мигнариал сунула руку к себе за пазуху.

— Оп-ля! — с расстановкой улыбнулся Ганс:

— Почему ты не сказала, что хочешь спрятать его там? Я бы с удовольствием помог.

Несколько секунд Мигнариал смотрела на него, сохраняя на лице необычайно серьезное выражение и тщательно обдумывая его слова. Затем наклонилась к Гансу:

— Вот. Давай.

Ганс сглотнул и поцеловал девушку в нос.

— Если я запущу туда руку, мы никогда отсюда не уедем, Мигни. — Затем с притворно-важным видом добавил:

— Подожди, женщина.

Он встал, чтобы спрятать несколько монет в скатанное одеяло позади своего седла.

— Спокойно, Черныш. Что случилось? Ты учуял, что впереди есть вода и трава, правда?

Сидя в относительной тени, отбрасываемой лошадьми, и негромко беседуя, путники успели распихать по тайникам примерно половину денег, когда их прервали самым грубым образом. Услышав стук копыт, Ганс вскочил на ноги, засовывая за пазуху своей туники шейный платок, в который он только что увязал восемь монет. В другой руке уже блестел клинок. Затем Ганс увидел трех лошадей, скачущих к ним, но всадников было четверо, все они были одеты в грязно-белые балахоны. Впрочем, возможно, балахоны когда-то были зелеными, но выгорели на солнце почти добела. Лошади мчались галопом, вздымая из-под копыт тучи пыли и песка.

На Ганса были нацелены три взведенных арбалета.

— Эй, кащись, вам двоим тящко да хлопотно все это таш-шить, — сказал один из всадников с акцентом, которого Ганс никогда прежде не слышал. Лицо всадника украшала остроконечная борода. — Давайте, мы помошем вам волочшь энто шеребришко.

— Шпокойно, парень, — произнес другой всадник, ехавший в трех футах левее первого. — Полоши-ка свой нощичек и доштань-ка иж-жа пажухи то, што ты только што туда жапихнул. Ешли вынешь не шверток в желеной тряпке, а што-нибудь другое, получишь штрелу прямо в колено. Или в яйща.

— В яйца, — поправил один из его товарищей. Первым ощущением Ганса была злость на себя самого. Именно так должен был чувствовать себя в подобном положении Шедоуспан. Порождение Тени. Увлекся разговором с Мигнариал и игрой с монетами и позабыл о своей обычной осторожности! Следующая мысль была еще страшнее: «Мигнариал!»

— Ох, Ганс!

— Не бешпокойшя, милашка, — сказал первый всадник, соскакивая с коня и отряхивая свой халат, сшитый из грязно-белой домотканой материи. Остальные трое остались в седлах, их арбалеты были по-прежнему направлены на Ганса. — Мы хотим забрать у ваш кое-што, но не тебя, милашка. Нам, тейана, нет нушды швязываться с толштыми кобылами, ошо-бенно беременными!

— Бере… — начала было Мигнариал, но осеклась. Она вдруг осознала, что действительно выглядит именно так — толстой и беременной. Если, конечно, не принимать в расчет лицо.