Одиннадцать восьминогих

Стоял он в этот раз хорошо. Один мяч вытащил из самого угла. Маленький вёрткий защитник прошёл с мячом от ворот до ворот и пустил мяч низом, впритирку к штанге. Вместо штанги лежал кирпич. Мяч стукнулся о кирпич, и в этот момент Толик накрыл его.

— Молодец! — удивился Степан.

Толик встал. Над левым глазом у него наливался розовой краской синяк.

— Об кирпич! — крикнул Толик Пиму и показал на глаз.

— Об штангу, — поправил его Пим.

Играли два тайма. К концу второго обе команды выдохлись, отдуваясь бегали за мячом. Слободские потихоньку ругались.

— Всё! — крикнул Пим и поднял вверх обе руки, показывая, что время истекло.

— Давай дальше! — решительно сказал маленький защитник, но остановился:

Мяч, за которым он бежал, выкатился за лицевую линию.

— Давай дальше! — повторил слободской и сел на землю. Игра окончилась.

Ноль-ноль.

— Знаешь что, — сказал Толик, когда они возвращались домой, — давай назовём нашу команду «Одиннадцать восьминогих»?

— Хорошо, — подумав, ответил Пим.

Второе письмо

У дома Пима встретила мать. В руках у неё был жёлтый конверт.

— Пим, — весело крикнула она и помахала конвертом в воздухе. — Письмо!

«Здравствуйте, Мария и Пётр! — писал на этот раз отец. — Ходим по океану подряд больше месяца. Ставим трал, два, а то и три на день. В Конакри сойти на берег мне не вышло. Стоял вахту. Как придём в ганский порт Тема старший механик обещал обязательно. Вчера тралом добыли рыбу без хвоста. Одна голова, туловище, да два плавника длинных. Институтские ребята сказали: «Луна-рыба». Если будем в Теме куплю тебе Мария бусы из косточек. Как учится наш Пётр? Скажи ему отец бросал школу сказал доучусь. И вот уже второй десяток доучивается. Засушил ему крыло летучей рыбы — плавник длинный. Здесь все засушивают. Жарко очень. Целую и за неимением времени кончаю писать.

Ваш отец Иван».

Мать долго молчала.

— Правда, хорошее письмо? — неуверенно спросила она. Пим удивился.

— Конечно, хорошее.

— Видишь ли, — мать замялась, — ему действительно не удалось доучиться. Но ведь это не играет роли. Видишь, как он нас любит. Засушил тебе летучую рыбу…

— Плавник… Мама, можно я схожу в Корсонес? С маской.

— Сходи. Правда, я хотела с тобой посидеть…

— Меня Толик ждёт.

— Ну что ж, тогда иди.

Амфора

Они шли по берегу. По круглым жёлтым валунам. По гальке. По воде. Толик было отстал. Пим остановился и подождал его. Море было спокойное. Прозрачное. Между камней едва шевелились водоросли. Пим перевернул ногой известковую булыжнину. Из-под камня брызнули во все стороны голубоватые морские блохи. На горизонте, до половины скрываясь в воде, шёл танкер. Вброд обогнули скалу.

За скалой сидели парень и девушка. Они сидели под огромным полосатым зонтом. Рядом с ними потрескивал приёмник.

«Слушайте выступление нашего комментатора…»

Парень крутанул пальцем ручку, и по скалам запрыгали металлические фортепьянные аккорды.

— Японский, — сказал Пим, посмотрев на крошечный приёмник.

Толик важно кивнул.

Дошли до колокола. Пим нацепил на лицо маску и полез в воду.

По дну бродили зеленоватые солнечные блики. Коричневые шапки цистозиры покрывали камни. Вокруг камней вертелись пёстрые зеленушки. Бока у них были в малиновых и синих полосках. Завидев человека, зеленушки отошли в сторону, догрызая на ходу маленькие, похожие на семечки раковины.

Пим плыл, медленно шевеля ногами, и внимательно осматривал дно. Между камнями много песка. Это хорошо: в нём могут лежать амфоры.

Перед самым его носом булькнул камешек. Пим поднял лицо из воды. Толик показывал рукой: «Далеко ушёл влево!»

Пим вернулся и поплыл от берега прямо в море, на глубину. Камни и трава сменились чистым песком. Песок лучился на солнце. Раки-отшельники, волоча за собой известковые домики, чёрными запятыми двигались по дну.