Одиннадцатая заповедь

Лоуренс пытался сосредоточиться на том, что говорит ему жена посла, но не мог перестать думать о Фицджералде. Она сказала ему, как ей будет недоставать Соединенных Штатов, когда муж выйдет на пенсию.

— И когда это будет? — спросил Лоуренс, нимало не интересуясь ее ответом.

— Примерно через полтора года, — ответила госпожа Петровская, когда перед президентом поставили блюдо холодной говядины. Он продолжал разговор, когда один официант подал ему овощи, а другой через несколько секунд — картошку. Он поднял нож и вилку, когда в зал вошел Энди Ллойд и подошел к президенту.

— Брэйтуэйт ждет вас на заднем сиденье кадиллака.

— Надеюсь, ничего не случилось? — спросила жена посла.

— Ничего важного, Ольга, — заверил ее Лоуренс. — Они просто не могут найти мою речь. Но не волнуйтесь, я точно знаю, где она находится. — Он встал и вышел; Жеримский следил за каждым его шагом.

Лоуренс спустился по лестнице, вышел в парадную дверь посольства, сбежал по ступенькам и сел на заднее сиденье шестой машины.

— Билл, если Фицджералд все еще на стадионе, есть один человек, который может знать, где он. Найдите мистера Уошера по кличке «Мопс»: я уверен, он вам поможет найти Фицджералда.

Лоуренс открыл дверцу и вышел из машины.

— Ладно, Энди, — сказал он. — Пошли назад, чтобы они не узнали, что мы замышляем.

— А что мы замышляем? — спросил Ллойд, идя рядом с президентом по лестнице.

— Это я скажу вам позже, — ответил Лоуренс, входя в зал.

— Но, сэр, — сказал Ллойд, — вам все еще нужно…

— Не сейчас, — Лоуренс сел рядом с женой посла и извиняюще улыбнулся.

— Ну, как, вы ее нашли?

— Нашел что?

— Вашу речь, — сказала госпожа Петровская, а Ллойд положил перед Лоуренсом папку.

— Да, конечно, — Лоуренс постучал пальцем по папке. — Кстати, Ольга, как поживает ваша дочь? Ее, кажется, зовут Наташа? Она все еще во Флоренции? — Он взял нож и вилку.

Когда официанты пришли забрать тарелки, Лоуренс посмотрел на Жеримского, положил нож и вилку и взялся за булочку, намазав ее маслом. Он не мог не заметить, что по мере того как приближалось время произносить речи, российский президент нервничал все сильнее. Он сразу же заподозрил, что Жеримский собирается бросить очередную словесную бомбу. От этого малиновое суфле тут же потеряло вкус.

Когда Жеримский наконец встал и обратился к гостям, даже его самые отчаянные приверженцы вынуждены были признать, что его выступление оказалось совершенно невыразительным. Некоторые из тех, кто сидел к нему особенно близко, удивлялись, почему он все время обращается к массивной статуе Ленина, стоявшей на галерее над бальным залом. Лоуренс подумал: «Наверно, эту статую только недавно поставили, потому что, насколько я помню, на прощальном ужине Бориса ее там не было».

Он ждал, что Жеримский повторит либо выразит более резко то, что он накануне сказал в своем обращении к Конгрессу, но он не произнес ничего скандального. К облегчению Лоуренса, он полностью держался того скучного текста, который днем был заранее прислан в Белый дом. Лоуренс взглянул на текст своей речи, которую он должен был просмотреть с Энди в машине. Ллойд написал на полях некоторые свои добавления, но от первой до седьмой страницы не было ни одной остроумной или хорошо запоминающейся фразы. Ну, это и понятно, у Энди сегодня тоже был очень трудный день.

— Позвольте мне поблагодарить американский народ за щедрое гостеприимство и теплый прием, которым меня удостоили в вашей великой стране, а особенно поблагодарить вашего президента Тома Лоуренса.

Раздавшиеся аплодисменты были такими громкими и продолжительными, что Лоуренс невольно поднял глаза от своих заметок. Жеримский снова стоял неподвижно, глядя вверх на статую Ленина. Он подождал, пока аплодисменты не стихли, и сел. Он вовсе не выглядел довольным, что удивило Лоуренса, потому что, по его мнению, речь Жеримского была принята с гораздо большим воодушевлением, чем она того заслуживала.

Лоуренс встал, чтобы произнести ответную речь. Она была воспринята с учтивым интересом, но едва ли с энтузиазмом. Он закончил ее словами:

— Будем надеяться, Виктор, что это был только первый ваш визит в Соединенные Штаты, и от имени всех присутствующих я желаю вам завтра благополучного возвращения на родину.

Лоуренс счел, что соврать два раза в одной фразе — это перебор даже для политика, и пожалел, что не прочел свою речь заранее. Он сел под вежливые аплодисменты — но, конечно, не под такую бурную овацию, какая была устроена Жеримскому за его столь же банальную речь.

Когда подали кофе, Жеримский встал и отошел к двойным дверям в дальнем конце зала. Он начал желать гостям «спокойной ночи» таким тоном, который ясно показывал, что он хочет как можно скорее от них избавиться.