Одиннадцатые звездные войны (сборник)

Священник, Хорват и Сэлли Фаулер — все в комнатных туфлях с клейкими подошвами — выстроились в линию. Никогда прежде Уайтбрид такого не видел.

— Министр по науке Хорват,— сказал он.— Я прибыл под ваше командование на время пребывания здесь.

— Очень хорошо, мистер Уайтбрид.— Хорват казался встревоженным и озабоченным. Впрочем, как все они.

Священник с усилием проговорил:

— Как видите, никто из нас не знает, что делать дальше. Никогда прежде мы не контактировали с чужаками.

— Они вполне дружелюбны и хотят говорить,— сказал Уайтбрид.

— Хорошо, но это оставляет меня на крючке.— Священник нервно рассмеялся.— На что это было похоже, Уайтбрид?

Он попытался рассказать им. Стиснутый, пока добираешься до пластиковых тороидов... хрупкий... никаких результатов в попытке поговорить с моти, за исключением того, что Коричневые чем-то отличаются от Коричнево-белых.

— Они не вооружены,— сказал он им.— Я провел три часа, изучая этот корабль, и на нем не осталось места, где они могли бы спрятать большое оружие.

— У вас не было чувства, что они провели вас мимо чего-то?

— Я... нет.

— Вы не очень-то уверены,— резко сказал Хорват.

— Это не так, сэр. Я только что вспомнил об инструментальной комнате. Мы закончили обход в комнате, где были всевозможные инструменты — на стенах, на полу и потолке. На двух стенах были простые вещи — ручные сверла, продольные пилы со странными рукоятками, винты и отвертки. Это были предметы, которые я мог узнать. Я видел когти и что-то, что, по-моему, было молотком с большой плоской головкой. Все вместе это выглядело как мастерская в каком-нибудь подвале. Но там были и действительно сложные предметы, которых я вообще не смог определить.

Чужой корабль плыл совсем рядом, видимый в передний иллюминатор. Нечеловеческие тени двигались внутри него. Сэлли тоже разглядывала их, но тут Хорват сухо сказал:

— Вы сказали, что чужаки не присматривали за вами.

— Не думаю, чтобы они провели меня мимо чего-либо. Я уверен, что меня намеренно привели в эту мастерскую. Не знаю почему, но мне кажется, что это был тест на разумность. Если это так, то я провалился.

— Единственный Моти, с которым мы разговаривали,— сказал священник Харди,— пока что не может понять даже простейших жестов. Теперь же вы говорите мне, что эти моти устраивали вам тест на разумность...

— И понимали жесты. Удивительно быстро поняли их. Да, сэр. Они различны. Вы видели снимки.

Харди закрутил прядь своих седеющих волос вокруг шишковатого пальца и легонько дернул.

— Сделанные камерой вашего шлема? Да, Джонатан. Я думаю, что мы имеем дело с двумя видами моти. Один из них — это ученый-идиот, который не может говорить. Второй... говорит,— закончил он неубедительно. Заметив, что играет волосами, он пригладил их обратно на место.

— Надеюсь, что смогу научиться говорить спиной.

Все ни испуганы этим, понял вдруг Уайтбрид. Особенно Сэлли. И даже священник Харди, который никогда в жизни не давал повода думать, что... Всех испугало это первое движение.

— Еще какие-то впечатления?— спросил Хорват.

— Я по-прежнему думаю, что корабль спроектирован для невесомости. Эти липкие полосы повсюду, надувная мебель... Кроме того, есть короткие проходы, соединяющие тороиды, и имеющие ширины тех же тороидов. При ускорении они становятся открытыми дверями ловушки, а избежать их невозможно.

— Это странно,— буркнул Хорват.— Корабль двигался с ускорением всего четыре часа назад.

— Именно, сэр. Эти соединения должны быть новыми.— Эта мысль осенила Уайтбрида внезапно. Соединения должны быть новыми...

— Это говорит нам даже больше,— тихо сказал священник Харди.— Вы сказали, что мебель находится во всех углах. Мы все видели, что моти не заботятся о том, как они ориентированы, когда говорят друг с другом. Как будто они идеально приспособлены к невесомости. Как будто они развивались здесь...

— Но это невозможно,— запротестовала Сэлли.— Невозможно, но... вы правы, доктор Харди! Люди всегда ориентируют себя. Даже старые морские пехотинцы, проводящие в космосе всю свою жизнь! Но никто не может развиваться в невесомости.

— Достаточно старые расы могут,— сказал Харди.— И потом, эти несимметричные руки. Успех эволюции? Нужно будет упомянуть эту теорию, когда мы будем говорить о моти.— Если мы сможем говорить с ними, добавил он.

— Они обезумели, увидев мою спину,— сказал Уайтбрид.— Как будто никогда не видели подобного.— Он помолчал.— Я раздевался для них, и теперь они знают, с кем имеют дело. Это хорошо.— Говоря, он старался не смотреть на Сэлли.

— Я не собираюсь смеяться,— сказала она.— Я и сама хочу сделать то же самое.

Уайтбрид резко поднял голову.

— ЧТО?

Сэлли заговорила, осторожно подбирая слова. Помни о провинциальных нравах, медленно сказала она себе, и продолжала, не глядя поверх стола:

— Что бы ни собирались скрыть от чужаков капитан Блейн и адмирал Кутузов, существование у человека двух полов, не входит в это число. Они имеют право знать, как мы устроены, а я единственная женщина на борту "Макартура".

— Но вы племянница сенатора Фаулера!

Она улыбнулась.