“Я точно буду слишком банален, если заявлю сейчас, что это из-за того, что вы, мудаки, создавали монстров. Конечно же, мне лучше такое не видеть, спать бы потом не смог. Меня тошнит от одного вида твоей лживой морды, я ошибался все это время!”
Мартин хотел схватить блюдце с мороженым и размазать его по лицу отца, или хотя бы опрокинуть все бутылки с барной стойки поблизости, но он не был в силах изменить сцену в своем собственном сне. Он понимал, что надо досмотреть все до конца, прежде чем проснуться.
– Да и к тому же, – папа продолжил фразу уже более веселым голосом. – Скоро ты отправишься в школу, будет не до экскурсий.
Грустная улыбка прорезала лицо одиночки, он вспомнил, как боялся перемен, как чувствовал себя неудобно, думая о чуждой обстановке, новой школе, незнакомых людях. Все повернулось совсем скверно, но мысли о новой школе все еще вызывали легкое чувство дискомфорта.
– Тогда мы сходим в кино, – потребовал сын, доедая свою порцию. – Только не на очередной сиквел законченной истории, который будет пытаться выиграть только за счет ностальгии.
– Ты ведь не скоро забудешь тот сеанс, правда? – спросил отец, усмехнувшись. – Как скажешь, больше никаких вымученных сиквелов.
Семья покинула кафе через несколько секунд, наблюдатель остался, ему требовалось многое обдумать, прежде чем возвращаться в мрачную реальность.
“Я ненавижу его! А ведь когда-то восхищался, хотел стать похожим, всегда брал пример. Вся эта ложь по отношению к собственной семье, у тебя ведь ни разу не возникало даже призрачной мысли сказать мне правду. Ты привел родного сына в этот город и обрек на страдание! Теперь последняя нить, связывавшая меня с человечеством, разорвана”
Мальчик добровольно покинул сон, очутившись на кровати в холодной комнате. Мысль, посетившая его недавно, не исчезла после пробуждения, она укрепилась, приобрела отчетливость, и теперь подросток знал ответ на вопрос, что подкинул ему Юплер.
“Мне не обязательно быть прежним хорошим человеком, ведь в этом мире не осталось места для морали, всем правят самые простые законы, и каждый думает лишь о себе. Я обязан стать таким, хотя бы сейчас, в одиночестве, и пусть мнимые человеческие нормы больше не стесняют меня. Получится ли этого достичь?”
Парень поднялся с кровати когда за окном уже наступил вечер. Одиночка чувствовал себя хорошо отдохнувшим и готовым к действию. Быстро собрав в номере необходимые вещи, он отправился в комнату с пленником, питаемый жаждой мщения.
– Я видел твое потомство сегодня, – признался парень, зайдя к вечно бодрствующему созданию. – Должен признать, это то еще уродство. У нас есть два варианта развития событий, мой маленький беспомощный зверек. Я могу ничего не делать и пасть жертвой тысяч новорожденных монстриков, или могу разнести твой рассадник к чертям, правда, это вероятнее всего убьет и меня тоже. Почему я все это тебе рассказываю? Неужели моя потребность в общении все еще столь велика? Даже после отчуждения от людей? Странно, но я в любом случае пришел не за этим.
Юноша вытащил из кармана зажигалку и аккуратно открыл крышку, высвобождая огонь. Он водил пламенем перед глазами жнеца, рассматривая отвратительную морду, но та не изменилась, монстр не реагировал, он продолжал жадно смотреть в сторону своего пленителя, также пристально, как и всегда.
– Мне надо увидеть хоть что-то новое в твоем взгляде, хотя бы легкое расширение зрачков или еле заметное дрожание тентаклей на подбородке. Дай мне понять, что ты тоже боишься чего-то!
Мартин подошел к твари на близкое расстояние и подвел зажигалку вплотную к отвратительному телу. Он медленно вел огнем по слизистой коже жнеца, оставляя ожоги. Отвратительный запах паленой плоти заполнил помещение, словно от сгоревшего куска пластмассы, но это не остановило выжившего.
“Гори, чудовище, страдай за все, что ты сделало со мной!”
Жнец не проявлял эмоций, складывалось четкое ощущение, что он в принципе не способен на них. Парень выхватил из кармана фонарик, резко включил его и направил в лицо монстра. В свете луча оно казалось еще уродливее, блестело слоем гадкой слизи, но создание все еще не реагировало на раздражитель, даже не повело взглядом в сторону. Мартин использовал самые разнообразные способы воздействия: брызгал водой в лицо, втыкал нож в искалеченную ногу и в затылок, тушил о тело окурки, пронзал спину найденными в номере иглами. Металл легко и плавно проходил сквозь плоть, словно это был сыр, жнец оказался легким и подвижным, его можно было пронзить даже осколком стекла, но все повреждения зарастали за считанные секунды. Каждый раз одиночка испытывал удовольствие, разрезая существо, но наслаждение оставалось неполным, парню не хватало эмоций.
“Я все время рассуждал о том, как же тебя назвать. Сначала хотел использовать кличку “Пушок”, но понял, что мне не доставит особого удовольствия подобное обращение. Теперь я точно знаю, какое имя подойдет идеально – Монолит. Ты мало чем отличаешься от куска камня, который точно также на все вокруг реагирует”