Одиночество

Утром гражданская и военная власти начинают думать, как из мобилизованной толпы организовать «армию спасения». Но тут начинают поступать сообщения одно невероятнее другого: запасные посылают к такой-то матери эсеровских и кадетских говорунов и преспокойно расходятся по селам и деревням с винтовками и пулеметами. «Армия спасения» их вовсе не прельщает.

Генерал Богданович и Кочаровский не верят своим ушам. Увы, в Тамбове зловещая тишина. Не звонят колокола, не служат молебнов, а обыватели, почуяв, откуда ветер дует, забираются в свои берлоги.

Генерал вооружает гимназистов и кого попало. Ищут коммунистов, бьют тех, кого уже нашли. Солнечные лучи сверкают на золотых погонах — господа офицеры не вытерпели и приоделись с утра. Они еще на что-то надеются.

Посылают курьеров в Козлов, но… но и там тихо — проходивший на фронт отряд латышей подавил мятеж.

В середине дня командиры, оставшиеся без армии, слышат выстрелы со стороны реки и в самом городе. Переполох, никто не знает, кто и почему стреляет.

Наступал первый Советский полк. За ночь коммунисты привели его в боевой порядок, поставили во главе рот и батальонов надежных людей, разработали план ликвидации мятежа. Ночью же к полку примкнул боевой отряд сорок третьего завода; пробирались и из Тамбова наспех сколоченные группы вооруженных рабочих, подоспели из уездов небольшие красноармейские отряды, беднота вливалась в полк, чтобы спасти советскую власть.

Этим силам помогли в городе. Во дворе духовного училища двадцать красноармейцев бросаются на своих стражей, отнимают у них пулемет и винтовки и начинают очищать город.

Тем временем из Поворино спешила дивизия Киквидзе, а с сорок третьего завода — вооруженные рабочие.

В шесть часов вечера над Тамбовом реет красное знамя Советов, а утром появляется аршинный плакат, где громадными красными буквами напечатана благодарность комвойсками первому Советскому полку и всем, кто восстанавливал советскую власть.

В тот же день Москва была извещена о событиях в Тамбове. Ленин запросил местные власти о подробностях мятежа. Вывод его был ясен:

— Мы знаем, — сказал он, — что когда восстание подобного рода на почве голода и отчаяния масс подымалось, когда охватывало местность, где иностранные штыки нельзя было вызвать на помощь, как это было в Саратове, в Козлове, Тамбове, власть помещиков, капиталистов и их друзей… измеряла продолжительность своего существования днями, если не часами…

В Тамбове «власть» барина, эсера и меньшевика просуществовала двадцать четыре часа.

3

Тщетно в те дни Антонов ждал курьера от Кочаровского с сигналом начать восстание в Кирсанове. Правда, курьер явился месяц спустя от Федорова-Горского, чудом спасшегося в этой свалке.

То был эмиссар эсеро-кадетского подполья, приземистый мужчина с бычьей шеей, в пенсне, с липкими, трясущимися руками.

«И чего они у него трясутся? — думал Антонов. — Страха, что ли, на него нагнали?»

Эмиссар объяснил Антонову, почему любой призыв к восстанию сейчас обречен на провал, рассказал об убийстве левыми эсерами германского посла Мирбаха, о крахе московского мятежа левых эсеров, не пожелавших выдать убийцу, о том, как весь народ поддержал советскую власть в расправе с мятежниками, поставившими страну лицом к лицу с войной.

— Ленин объявил о том, что Россия на волоске от войны, и обещал беспощадно расправиться с заговорщиками, ставшими оружием в руках контрреволюционеров. Вот какие дела. Истерическими авантюристами их назвал, понимаете? Сейчас везде охотятся за ними… Вы, случайно, не из левых?

— Я сам по себе, — гордо заявил Антонов.

«Авантюрист и ума недалекого», — определил эмиссар.

— А вы из каких? — в свою очередь, спросил Антонов.

— Кхм… Как раз левый…

«Вот почему у тебя руки трясутся! — решил Антонов. — Так тебе и надо, сволочь. Не амурничали бы с большевиками!»

— Вам понятна обстановка? — продолжал эмиссар. — Сейчас кто за войну, тот в глазах всех — мерзавец чистой воды, а кто посмеет к народу сунуться с призывом к любой войне — того разнесут на клочки.

— Понимаю, — сумрачно отозвался Антонов.

— А мужик тем более против войны, — прервал его желчное раздумье эмиссар. — С немцами воевать, с большевиками все равно — против.

— Это смотря по тому какой мужик, — с ядовитой ухмылкой сказал Антонов.

— Знаю, о каком мужике думаете, но на нем одном далеко не ускачешь. И сообразите еще одно, пожалуй самое главное Большевики еще не выгребли весь хлеб у богатеев и у среднего мужика. А дело к тому идет. Ленин приказал взять десять миллионов пудов с трех урожайных губерний, в том числе и с Тамбовской. И надо думать, немцы или другая какая сила нам-то все равно какая, вот-вот навалится на Советы И придется тогда большевикам взяться за мужика и его закрома еще круче.

Антонов мотнул головой.

— А скоро ль это будет?

— Подождем. Не пироги печем, — сухо заметил эмиссар. — Может быть, год, может быть, два, кто знает. Впрочем покоя им давать не следует. Но это уж по вашей части.