Одиночество любимых

— О, Господи, за что мне такое наказание! — эти горькие слова вырвались из груди одновременно с выступившими на глазах слезами. Она судорожно набрала номер мобильного телефона брата, но тот, как заметила в последнее время, вновь был для нее недоступен. Где же искать мать в двухмиллионном городе? Ведь человек не иголка в стогу сена, чтобы раз и навсегда потеряться, наверняка, кто-то еще, кроме соседки, обратил внимание на неадекватное поведение пожилой женщины, к тому же плохо одетой? А время не шло, а по-спринтерски бежало: густая ночная мгла непрошеной гостьей уже заглядывала в окно. Вдруг в нем на какой-то миг почудился Тамаре родной мамин облик. Она от неожиданности даже присела на стул, но вскоре поняла, что это был мираж.

Обойдя с дочерью и зятем всю Чижовку, опросив, наверное, с сотню человек, они к утру так ничего и не узнали. В милиции сухо ответили, что ищут, но пока безрезультатно. На всякий случай в Березовку съездил брат Тамары, но, пробыв там почти целый день, вернулся ни с чем.

Мать нашлась лишь в конце вторых суток. В двадцати километрах от Минска обнаружил ее, грязную и дрожавшую от холода, как раз вышедшую из леса на проселочную дорогу, случайный водитель грузовика. Он быстро сообразил, что к чему, не стал больше ни о чем расспрашивать странную попутчицу. Усадив в кабину, напоил чаем, угостил бутербродами. Затем отвез в районный отдел милиции, где были уже оповещены о пропавшей старушке. Вера Трофимовна, как ни в чем не бывало, призналась дочери, что действительно направлялась в Березовку, потому что позвал к себе на могилу покойный муж. Он так и сказал: «Забывать ты меня стала, Вера, как в город переселилась. Приедь хоть на часок, а то очень скучаю по тебе». Да дорогу плохо запомнила, вот и сбилась с пути.

После того происшествия и стала Тамара подумывать о Доме престарелых. Как ни противна и постыдна была сама мысль об этом, но она не видела другого выхода. Бросить работу и все время находиться при больной матери? Это был лучший вариант, но на что жить тогда? Скромной маминой пенсии им не хватит, да и семье дочери хотелось бы помочь, пока еще сама при здоровье. Сказала о своем плане брату, в душе надеясь, что он что-то придумает, а услышала холодно-равнодушное: «Поступай, как знаешь…»

Через хорошего знакомого, разумеется, щедро отблагодарив его, устроила Тома мать в Дом престарелых. Трудно ей дался этот шаг, она тянула с ним до последнего, понимая, что по закону, да и по совести не имела права так поступать. Но что ей оставалось? Ничего не предпринимать — означало почти то же самое, жить как на пороховой бочке, с ощущением новой беды. Там же, пусть и чужими людьми, но все-таки присмотрена будет. А сама заработанных денег не пожалеет, чтобы ей там сытно и не совсем одиноко было.

Нотации читать, к совести взывать оно, конечно, всегда легче, когда тебя напрямую ничего не касается. А поставь в эпицентр беды себя, и неизвестно еще сможешь ли в полной мере соответствовать провозглашаемым нравственным принципам. Жизнь однозначно сложнее самых лучших догм и правил.

Собирая мать в казенный дом, Тамара тешила себя слабой надеждой, что со временем у нее что-то изменится, как-то наладится жизнь, и она непременно заберет маму домой.

Кто знает, может, так оно и случилось бы, но через месяц Вера Трофимовна умерла. Как сказали врачи, не выдержало сердце. То ли очередной дозы успокоительных средств, то ли разлуки с дочерью.

Праздник

Едва проснувшись, Иван понял, что хочет выпить. Такое, чтоб тянуло к чарке спозаранку, с ним впервые. Покосившись на спящую жену, подумал: хорошо, что людям даже во сне не дано читать чужие мысли. А то его принципиальная половина устроила бы скандал на весь дом, в котором самым дипломатичным было бы выражение: «Алкоголик несчастный!»

Что крайне возмутило бы Ивана, так как обвинение это, по сути, несправедливо. «Принять на грудь» он, конечно, мог, но только по праздникам — светским или религиозным. А так как праздников напридумывали столько, что почти все будни стали таковыми, то… Нет, вы неправильно подумали: последний год Иван вообще капли в рот не брал. Во-первых, не хотелось, а во-вторых, поспорили на деньги с кумом, у кого сила воли крепче. Теперь, похоже, спор он проиграл. Его, наверно, сам дьявол искушал: желание выпить еще больше усилилось.

Тихонько, чтобы не разбудить жену, оделся и вышел на улицу, где начинало светать. Как мысленно ни сопротивлялся, ноги сами привели к дровянке, в углу которой под увесистым березовым поленом спрятана заначка — недопитая с кумом бутылка самогона.

«Пить с утра — преступление против здорового человечества», — пришла в голову правильная мысль. Но на него невольно пойдешь, если очень хочется.

На всякий случай оглянулся: нет ли свидетелей готовящегося преступления? Его, конечно, заметил и из любопытства даже вылез из теплой будки Шарик: но он, если и догадался о намерениях хозяина, все равно ничего никому не расскажет.