Одиночество Новы

– Мать твою, Делайла! – ругается он и довольно грубо отталкивает ее.

И тут же ощущение волшебства, что пришло вместе с дождем, разом пропадает. Делайла тяжело падает на землю, в грязь.

Я бегу к ней, а Дилан резко разворачивается и уходит, ругаясь на ходу, опустив голову и держась за нее руками. Делайла вскакивает и с плачем бросается за ним. Мне хочется заорать на нее, чтобы не была такой идиоткой – не хватало еще за ним бегать, – но ноги у меня еле двигаются, и я стою на месте.

Тристан бредет к стоянке, а Куинтон ждет меня у края пустыря, там, где уже начинается трава и не так грязно. Он в одних шортах, без рубашки, мокрая кожа восхитительно блестит, и мне хочется только одного – дотронуться до него.

Я подхожу, и он протягивает мне руку:

– Господи, на каких-то десять минут отойдешь, а тут уже черт-те что творится.

– Ты не десять минут ходил, дольше, – возражаю я, беря его за руку. Куинтон помогает мне выбраться из грязи на траву, стараясь не смеяться над моим видом. – Мне скучно стало.

– Ну и видок у тебя, – замечает он, еле сдерживая смех.

Дождь стихает, грязь на моей коже, одежде и волосах начинает подсыхать, превращаясь в корку. Куинтон оглядывает меня с головы до ног и смотрит в глаза.

– Ты что, накурилась? – спрашивает он и, видя, что я не отвечаю, хмурится. – Нова, ты слишком хороша…

Я закрываю ему рот рукой – сейчас во мне нет ничего хорошего.

– Не говори так.

Он все хмурится, я убираю руку и начинаю приглаживать пальцами волосы, вытаскивая из них целые комки грязи. Куинтон пытается оттереть мне ноги, но грязь только хуже размазывается, и вот я уже похожа на монстра из фильма «Болотная тварь».

– Ну все, Нова, не везет тебе сегодня. – Он встает со вздохом. – Ни черта не оттирается.

Куинтон фыркает от смеха, я показываю язык и бросаю в него комком грязи. Комок шлепается ему прямо в лоб, и он с недовольным видом оттирает грязь. Я делаю виноватое лицо и пячусь назад, а его лицо изображает притворную ярость.

– Ну ты за это заплатишь! – грозит он, шагая ко мне, и я со всех ног бегу назад на грязный пустырь – там-то мне бояться нечего.

Но Куинтон хватает меня за майку и тянет к себе. Я растопыриваю руки, дергаюсь изо всех сил, пытаясь вырваться, майка растягивается. Куинтон держит крепко, притягивает меня ближе, поднимает в воздух и раскачивает, чтобы бросить в грязь.

– Куинтон, не надо, – слабо протестую я – все равно уже грязная, пускай бросает, не страшно.

– Надо, – заявляет он, стискивая меня еще крепче. – Не надо было грязью в меня кидаться. – Он шагает в грязь, швыряет меня вниз, и я приземляюсь прямо на задницу.

Падаю на спину, грязь облепляет мне кожу, волосы, одежду.

– Вредина, – ухмыляется он, упирает руки в бедра и смотрит на меня, очень довольный собой.

– А ты чучело.

Я высовываю язык и тут же начинаю отплевываться – грязь попадает в рот. Куинтон хохочет, сгибаясь пополам и держась за живот, словно я клоун какой-нибудь, и мне вдруг кажется, что лежать в грязи не так уж плохо.

– Ну, это уже свинство. – Я протягиваю руку. – Помоги встать.

Куинтон качает головой и, улыбаясь, берет меня за руку. Не дав ему опомниться, я резко дергаю. Колени у него подгибаются, и он шлепается в грязь, прямо на меня. Успевает вытянуть руки и удержаться, чтобы не раздавить меня, но раскисшая земля подается, и нас обоих засасывает.

– Ага, попался?! – кричу я, мазнув грязной рукой ему по лбу – просто из вредности.

Куинтон возит ладонью мне по лицу, я извиваюсь и хохочу.

– Это все твои красивые глаза. Посмотришь в них – и кажется, что тебе можно верить.

Я задерживаю дыхание. С одной стороны, хочется по-настоящему слышать, видеть и чувствовать этот миг, прорваться сквозь наркотический туман, а с другой – поддаться ему и не чувствовать ничего. Дождь все еще накрапывает, кожа у меня вся мокрая и грязная. Вдалеке очередная группа играет акустическую мелодию. Люди толпятся вокруг, в воздухе летают комья грязи. Сердце у меня в груди стучит, как маленький барабан, словно изо всех сил, до боли, хочет сыграть свою песню. А медовые глаза Куинтона, те глаза, что с первого взгляда запали мне в душу, такие красивые под дождем, который капает ему на лицо, на губы, на подбородок. Мне хочется поцеловать его, и ему, должно быть, тоже хочется поцеловать меня, потому что он наклоняется ближе, а я как раз сажусь, мы сталкиваемся, и в этот самый момент ударяет молния и гремит гром.