Маттиа тяжело выдохнул в трубку, и Денис понял, что друг задыхается от волнения. Он взял ручку, лежавшую у телефона, и принялся бездумно вертеть ее между пальцами. Потом выронил и, наклонившись, поднял.
Маттиа все молчал.
— Ну что, вопросы тебе задать наводящие или как? — спросил Денис. — Давай буду…
— Мне предложили работу за границей, — выпалил Маттиа. — В университете. В очень хорошем университете.
— Bay, — спокойно ответил Денис, нисколько не удивившись. — Неплохо. Поедешь?
— Не знаю? А нужно?
Денис изобразил смех.
— Ты спрашиваешь меня, бросившего университет? Я поехал бы не раздумывая. Изменить обстановку всегда полезно. — Он хотел было добавить: «К тому же что тебя держит тут?» — но промолчал.
— Дело в том, что недавно случилась одна вещь, — нерешительно заговорил Маттиа. — В тот день, когда была защита диплома.
— Ммм…
— Там была Аличе и…
— Ну и?
Маттиа помолчал.
— Короче, мы поцеловались, — произнес он наконец.
Денис крепко сжал трубку и сам удивился этому. Он давно уже не ревновал Маттиа — не имело никакого смысла, но в эту минуту прошлое будто вернулось, и в горле возник комок. Он отчетливо представил, как Маттиа и Аличе входят, держась за руки, в кухню у Виолы, и почувствовал язык Джулии Миранди, втиснутый в его рот, словно кляп из полотенца.
— Аллилуйя, — заметил он, стараясь выглядеть довольным. — Значит, поцеловались.
— Да.
Они замолчали, при этом каждому хотелось повесить трубку.
— И ты, выходит, не знаешь, что делать, — с трудом произнес Денис.
— Да.
— Но вы с ней, как бы это сказать…
— Не знаю. Я больше не видел ее.
— А…
Денис провел пальцем по завиткам телефонного провода. На другом его конце Маттиа сделал то же самое, и, как всегда в таком случае, ему представилась спираль ДНК, в которой недоставало близнеца.
— Но цифры есть всюду, — сказал Денис. — И везде одни и те же, не так ли?
— Да.
— Аличе, однако, только тут.
— Да.
— Тогда ты все уже решил.
Денис услышал, как дыхание друга сделалось легче и спокойнее.
— Спасибо, — сказал Маттиа.
— За что же?
Маттиа повесил трубку. Денис постоял еще некоторое время, слушая тишину. Что-то сломалось в нем, словно угасла последняя искорка, тлевшая под пеплом.
«Я правильно ответил», — подумал он.
Потом раздались короткие гудки. Денис положил трубку, вернулся в ванную и снова стал изучать эти проклятые резцы.
27
— Что с тобой, ангел мой? — спросила Соледад, склонившись к Аличе и желая заглянуть ей в глаза.
С тех пор как Фернанду поместили в больницу, она обедала вместе с Аличе и ее отцом. Им двоим было невыносимо сидеть напротив друг друга. Адвокат делла Рокка больше не переодевался, вернувшись с работы. Ужинал он в пиджаке и галстуке, слегка ослабив его, как если бы заглянул домой на минутку. Разложив на столе газету, он только иногда отрывался от нее, надеясь убедиться, что его дочь ест хоть что-нибудь.
Неизменной частью обеда стало молчание, но оно огорчало только Соледад, которая часто вспоминала шумные застолья в доме матери, когда была ребенком и еще не представляла, что ее ожидает в будущем.
Аличе даже не взглянула на котлету и салат в своей тарелке. Отпивая крохотными глотками воду, она смотрела в стакан, поднесенный к губам, с тем же вниманием, с каким пьют лекарство.
— Ничего, — улыбнулась она Соледад. — Я не очень голодна.
Адвокат делла Рокка перевернул страницу газеты и раздраженно примял ее, прежде чем опустить на стол. Бросив взгляд на нетронутую еду в тарелке дочери, он ничего не сказал и принялся читать что-то прямо с середины статьи, не улавливая смысла.
— Соль, — заговорила Аличе.
— Да?
— Как твой муж завоевал тебя? Первый раз, я имею в виду. Что он сделал?
Соледад на мгновение перестала жевать. Потом продолжила, но медленнее. Первое, что ей вспомнилось, — вовсе не тот день, когда она познакомилась со своим мужем, а то позднее утро, когда, проснувшись, она бродила босиком по дому, разыскивая его. С годами все воспоминания о браке свелись к этим нескольким мгновениям, словно время, прожитое с мужем, было только подготовкой к финалу.
В то самое утро она взглянула на грязные тарелки, оставленные с вечера, на подушки, разбросанные как попало на диване… — все было точно так же, как накануне, даже звуки те же. Но какая-то еле заметная разница ошеломила ее, буквально пригвоздив на середине комнаты. Она с озадачивающей ясностью поняла, что муж ушел.
Соледад вздохнула, изображая свою обычную скорбь.
— Он возил меня с работы домой на велосипеде. Каждый день приезжал за мной на велосипеде, — сказала она. — А потом подарил туфли.
— Вот как?
— Туфли. Белые, на высоком каблуке. — Соледад улыбнулась и показала на пальцах высоту каблука. — Очень красивые, — добавила она.
Отец Аличе шумно вздохнул и поерзал, давая понять, что все это невыносимо. Аличе представила мужа Соледад выходящим из магазина с обувной коробкой под мышкой. Она знала его по фотографии, которая висела у Соль над изголовьем кровати; между гвоздем и рамочкой торчала засохшая веточка оливы.
На мгновение это позабавило ее, но мысли тотчас вернулись к Маттиа и больше не отпускали. Прошла целая неделя, а он все не звонил.