Одиночество шамана

Он вдруг подумал, что всегда воспринимал Настю прямо, без всяких полутонов, да она и сама была вполне определённа: если весела – значит, улыбалась, пела и шутила; если грустила – это было сразу видно. Может, всё слишком просто? А на самом-то деле её истинное лицо – вот эта маска, в которой нечаянно смешались тьма и свет, возвышенное и низкое, трагедия и комедия.

– Богатая фантазия! – воскликнул Андрей.

– Что? – не поняла Настя.

А он и сам не понял, к кому больше относилось это его восклицание – к нему самому или к ней, но всё-таки сказал:

– Богатая, говорю, фантазия у тебя. Тебе бы стихи писать.

– А я, может, и пишу их, – Настя опустила глаза. – Почти все девушки пытаются что-то сочинять. Знаешь, они иногда даже сочиняют своих любимых: встретится какой-нибудь парень, ничего особенного, парень как парень, а девушка такого себе о нём насочиняет, что даже и поверит: это тот принц, который и сам не знает о своём высоком происхождении.

Барабаны били всё громче и громче. Их настойчивый, частый ритм проникал в мозг: подобно колотушке, он, казалось, выбивал мысли и ощущения, настойчиво подчиняя себе сознание. Лёгкий холодок пробежал быстрой ящеркой от грудины к низу живота и ухватил цепкими лапками кожу. Андрей почувствовал, как в неё вонзается что-то вроде колючих и острых льдинок: они проникали в каждую клеточку, и быстрый, внезапный озноб сотряс всё тело – он дёрнулся, с удивлением обнаружив, что не в силах противиться жёсткой беспредельности завораживающего ритма.

– Что с тобой? – удивилась Настя. – Ты побледнел…

Но он не слышал её вопроса. Он лишь видел, как беззвучно открываются и закрываются губы Насти.

– Тебе плохо? – спросила она.

Из её полуоткрытых губ вдруг показался острый кончик языка. Настя раскрыла рот шире, и язык, извиваясь, вытянулся и раздвоился – стал похож на змеиный, только побольше. Он напряжённо дрожал, с него капала серая пенящаяся жидкость, и там, куда попадали капельки, мгновенно возникали бугорки: они раздувались, пучились, шипели и, вдруг осветившись изнутри багровым светом, лопались – белесая, дурно пахнущая жидкость с шипением разбрызгивалась во все стороны. Одна капелька попала на брюки Андрея и прожгла их насквозь.

– Не смотри на меня, – нахмурилась Настя. – Тебе незачем знать, кто я на самом деле.

– Кто же ты? – Андрей понял, что спрашивает её не вслух, а мысленно: говорить он не мог – язык распух и будто онемел.

– Женщина – это всегда тайна, – усмехнулась Настя. – Как бы ты хорошо её не знал, всё равно многое в женщине так и останется тебе неведомым.

– Банально, – подумал он. – Вам так хочется думать.

– Считай как хочешь, – откликнулась она. – Но предостерегаю тебя: не смотри на меня. Ты увидишь не то, что хочешь видеть. А то, что человек не хочет видеть, ему лучше вообще не знать. Так проще, милый. И, знаешь ли, спокойнее…

Она не произносила слова – лишь шипела, но Андрей каким-то образом понимал всё, что говорила Настя. С её лицом происходило нечто странное: оно вытягивалось, нос превратился в подобие хоботка, уши заострились, а глаза прикрыли тяжёлые веки: на них тускло сверкали мелкие, как у плотвы, чешуйки. Впрочем, чешуя покрывала всё тело Насти, которая уже не походила на женщину – она напоминала, скорее, ужасную помесь динозавра и птеродактиля: длинное мощное туловище на коротких лапах, сверкающая чешуя, на спине – ощетинившийся гребень, за плечами вздымались тёмные перепончатые крылья.

– Ты не Настя, – хотел сказать Андрей, но язык его не слушался. Он потряс головой, стараясь привести себя в порядок.

– А разве я утверждаю, что я Настя? – рыкнуло чудовище и расхохоталось. – Но я и не Ниохта, которой ты уже успел полюбоваться.

Чудовище приблизилось к Андрею, пристально взглянуло ему в глаза и положило перепончатую лапу на плечо:

– Успокойся, милый. Разве тебе неприятно быть со мной? Прислушайся к своим ощущениям: тебе тепло, по телу разливается сладостная истома, пульс учащается – это твоё сердце радуется тому, что оно не одиноко. Тебе хорошо, не правда ли?

Странно, но Андрей, еще несколько мгновений назад с отвращением взиравший на невесть откуда взявшегося монстра, почувствовал умиротворение и покой. Ему нравилось это мягкое, ласковое прикосновение. Смрадное дыхание чудовища, от которого его чуть не вывернуло наизнанку, сменилось лёгким цветочным благоуханием.

– Закрой глаза, – шепнул монстр. – Тебе не стоит видеть то, что ты сейчас видишь. Доверься мне. Я – то, что ты всегда хотел. А что ты хотел – этого ты и сам пока не знаешь, милый. Закрой глаза, всё будет хорошо…