Он перестал кричать и сделал глубокий вдох. Отец учил его: хочешь скорее успокоиться – дыши глубже, равномернее. Воздух немного отдавал гнилью, но этот душок нельзя было назвать противным – вполне терпимо, и, главное, не чувствовался запах газа. Мальчик знал, что в колодцах, шахтах и глубоких ямах порой скапливается метан или другой газ, которым можно отравиться.
Глаза постепенно привыкли к темноте, и мальчик начал различать смутно выступающий под ним выступ и часть неровной стены. Но стоило ему сосредоточить на них взгляд, как всё расплывалось и теряло очертания, снова сливаясь с тьмой. Тогда парень поднёс к глазам ладонь, надеясь разглядеть её. Однако различил неясный контур, и то благодаря бледному блику, на какое-то мгновение выскользнувшему из проёма. Темнота играла с ним: она будто позволяла что-то в ней открыть, но в то же время лукаво стирала нарисовавшиеся было контуры. То ли что-то есть, то ли нет ничего, а если даже и есть, как рука, например, то её для глаз как будто бы и не существует. «Мы видим только то, что видим, – подумал мальчик. – А если чего-то не видим, то это ещё не значит, что этого на самом деле нет», – и для убедительности щипнул себя за ладонь.
В темноте висела густая, вязкая тишина, и вдруг в ней что-то треснуло – звук получился такой, будто разрывали сопревшую ткань. На какой-то миг в проёме сверкнула то ли молния, то ли искра, и оттуда вывалился, как показалось мальчику, большой ком: он стремительно падал, источая отчетливый металлический звук.
Мальчик испугался и крепче прижался спиной к влажной стене. Снова блеснула молния, и в её мгновенном призрачном свете он увидел большую птицу. Её продолговатое туловище отливало серебром, широко распластанные крылья покрывали металлические пластины – так, по крайней мере, показалось подростку. Оглушительно звеня, пернатое чудо пронеслось мимо, обдав мальчика приторным сладким ароматом: в нём смешались запахи цветущей яблони, липы и луговых кашек.
– Не смотри на кори, – раздался глухой голос. – Закрой глаза. Простому человеку нельзя смотреть на птицу кори.
Голос был спокойный, и он звучал будто бы в голове мальчика. Подросток струхнул и крепко закрыл глаза, а когда открыл их, то обнаружил: в шахте посветлело, сверху лился яркий свет, и там, наверху, раздавались крики. Несомненно, искали его. И явно наступило утро. Значит, он спал? Или что-то произошло с временем – его ход чудесным образом смешался, утратил чёткость и ясность: только что была ночь – и нате вам, вспыхнуло солнце; только что охватывало отчаяние – и вот уже радостно бьётся сердце; только что со страха мерещилась всякая дурь – и вдруг химеры мгновенно испарились, не оставив следа. Но ведь была эта странная железная птица, и глаза её горели красными огоньками, и гремели её крылья… Откуда она взялась и куда летела в кромешной мгле?
– Это не твоё дело, – прошелестел в черепной коробке голос. – Тебе не дано перейти черту. Возвращайся в свой мир.
Парень ощутил быстрое легкое прикосновение к затылку чего-то холодного и липкого. Он вздрогнул, но испугаться не успел: в проёме показалась голова его закадычного друга, который приободрил: «Держись, бедолага! Сейчас верёвку тебе спустим…»
Вспоминать об этом случае парень не любил, и даже другу ничего не рассказал о том, что видел в шахте. Но Сергею Васильевичу он доверился, потому что понял: этот человек серьёзно занимается исследованиями неведомого. Может, он тоже знает: истинная природа человека – это тьма, способная мгновенно становиться светом? Чистое и грязное, возвышенное и непристойное, пустое и полное, всё-всё многообразие мира – в тебе самом, и если что-то не так, то
Сергей Васильевич, прижимая к груди пакет с бутылкой молдавского вина, с восторгом выслушал рассказ продавца. И даже ни разу не перебил его.
– Покажите мне это место! – попросил он. – Я отмечу его на своей карте. Она должна быть полной.
– Этого места больше нет, – покачал головой продавец. – Вскоре после того случая мы с пацанами решили огородить провал, чтобы в него никто больше не сваливался. И что вы думаете? Искали, искали – не нашли! Вот, кажется, тут это место должно быть, и кусты вроде те же самые, но земля – ровная, трава обычная, ни малейшего намёка на какую-нибудь трещину или разлом…